созрел гораздо раньше, и во главе его стояли Екатерина, Анжу, Таванн и Рец – сборище лжецов и заговорщиков, равных которым не было ни во Франции, ни в других странах. В любом случае заговор против Карлы зависел от сведений, полученных с самых секретных совещаний в Лувре.
Подняв голову, Тангейзер увидел на лестнице Юсти. Мальчик был бледным и напуганным.
– Спальню тоже ограбили… унесли даже матрас… – пролепетал он.
– В комнате ты нашел мертвую женщину, – сказал Тангейзер.
– Да, сударь.
– И ты уверен, что она мертва.
Юсти кивнул. Умный парень.
– Расскажи мне все, – попросил госпитальер. – Сколько ей лет? Приблизительно? Она старая? Молодая?
– Не очень молодая, но и не старая. Обычная женщина. Лет тридцать.
Карле было тридцать пять.
– Какого цвета у нее волосы?
Нахмурившись, Юсти поднял глаза к потолку и задумался. Потом с сожалением покачал головой:
– Не знаю. У нее на голове был горшок.
– Горшок?
– Ночной горшок.
Матиас задрожал. Мальчик попятился, поднявшись на одну ступеньку.
– Я его снял, но там была кровь, много крови, – объяснил он. – Посмотреть еще раз?
– Она беременна? – продолжил расспросы иоаннит.
Юный поляк колебался. Глаза его забегали – он пытался сосредоточиться.
– Ты знаешь, что это значит? Она носит в себе ребенка? У нее большой живот? – начал терять терпение рыцарь.
– Да, думаю, я знаю, что это значит.
– Ну? Другие трупы ты описывал с уверенностью, достойной Амбруаза Паре!
– Да, наверное, она беременна. – Бледное лицо Юсти залилось краской. – То есть мне так кажется, но я не уверен. Не знаю. Она вся исколота, порезана… – Он стал показывать раны убитой женщины на себе.
– А ребенок? Ты видел ребенка? Они вырезали его? Говори, парень!
– Я не знаю. Не знаю! Простите. Ее зарезали.
Подросток прикрыл рот ладонью – то ли больше не мог говорить, то ли боролся с тошнотой.
Тангейзер вздохнул. Он все сделал неправильно. Нужно было подняться и посмотреть самому. Но теперь сделать это было еще труднее. Он протянул руку, намереваясь похлопать своего юного помощника по плечу, но мальчик отпрянул.
– Юсти, мне не следовало просить тебя. Я проявил слабость. Прости, – пробормотал рыцарь.
– Я рад, что могу вам помочь, – возразил протестант. – Это было не так ужасно. Не так ужасно, как видеть своих братьев.
– Нет. – Иоаннит посмотрел ему в глаза. – Это хуже.
Он подумал, не испытывает ли юноша злорадства, мрачного удовлетворения от того, что убийца его родных тоже потерял своих любимых людей. Но если это было и так, его нельзя было в этом винить. А может, это в Матиасе говорит его собственная злоба?
– Иди и жди меня вместе с Грегуаром и Клементиной, – велел он Юсти.
– Я еще не был на верхнем этаже, – попытался возразить тот.
– Не волнуйся.
– Что