и славно, – облегченно выдохнула Лидия Михайловна.
– А почему вы сказали, что она должна приехать? – поинтересовалась Катенька. – Разве она не здесь живет?
– Со вчерашнего дня не здесь, – холодно ответила Лидия Михайловна. – Комнату где-то снимает, – и она пожала плечами с самым равнодушным видом, из чего Катенька тотчас же заключила, что к переезду компаньонки Лидия Михайловна имеет самое непосредственное отношение, но вопросы отложила. До времени.
– Она еще не прибыла, но я отправила ей записку, так что, должно быть, будет с минуты на минуту, – поспешила добавить Лидия Михайловна.
Тут в дверь постучались и в небольшую щель просунулась голова Федора:
– Прибыли мамзель Федорцова.
Лидия Михайловна живо отреагировала двумя восклицаниями:
– Ах, ну вот и она! – Катерине Дмитриевне. – Зови, зови! – Федору. Он тотчас скрылся за дверью.
– Между нами говоря, – понизила голос Лидия Михайловна, – это несносное существо. Компаньонка! – презрительно воскликнула она. – А по-нашему сказать, никакая она не компаньонка, а простая приживалка. Это только теперь их так принято называть. Я терпеть ее не могу, такая, знаете ли, лицемерка. Прикидывается такой строгой, такой чопорной, а сама… – миловидное лицо Мелеховой неприятно исказилось презрительной гримаской. – Ну, вы понимаете, что я хочу сказать? – Карозина понимающе кивнула. – Но к тетке эта особа была привязана, так что насчет ее слов я не сомневаюсь… Иначе как и объяснить, что у нее в доме семь лет жила? Разве только склонностью к разврату, – полушепотом добавила Мелихова и тут же вздохнула, покачав головой: – Какой стыд!
Тут снова раздался стук в дверь и Лидия Михайловна сразу надела на лицо маску вежливости:
– Войдите!
В дверях появилась довольно импозантная особа. Высокая, лет около тридцати, тонкая в кости, одетая в строгое черное платье из тафты с небольшим турнюром, со взбитыми рыжими волосами, набеленная до чрезвычайности, с интересным длинным лицом. Высокие скулы, яркие, горящие синие глаза, тонкий нос и тонкие же губы, острый подбородок. Если бы Катерина Дмитриевна не знала, что эта мадемуазель – русская, она могла бы запросто принять ее за англичанку. Федорцова сделала книксен и вступила в комнату со словами:
– Добрый день, – голос ее был тихим, но словно бы не от природы, а по принуждению, словно бы хозяйка его заставляла себя говорить тише и ровнее.
– Проходите, Надежда Ивановна, – со всей доступной ей вежливостью, граничащей с оскорбительностью, ответила Мелихова. – Вот, познакомьтесь. Катерина Дмитриевна, это компаньонка покойной тетушки. А это, Надежда Ивановна, Катерина Дмитриевна Карозина, о которой я вам давеча в записке сообщала. Прошу вас, расскажите ей все, что знаете о смерти тети.
Федорцова кинула на Карозину быстрый взгляд и слегка поклонилась. Чувствовалось, что натура это несдержанная, склонная к истерикам, что выдавали ее лихорадочно блестевшие