использовала испытанную веками стратегию: она бросила меня, как котенка в пучину непонятных слов и жестов и хладнокровно смотрела, как я плачу от того, что ничегошеньки не понимаю! Тем не менее, с каждым разом я все увереннее и увереннее выплывала на берег: отрывки слов все чаще стали складываться в певучие фразы и выражения. Я даже научилась дополнять их пословицами. Моим достижением стало поступление на факультет иностранных языков после успешно сданного теста для иностранцев.
Еще у меня отросли волосы до талии, а лицо загорело так, что даже круглая оправа очков с толстыми линзами стали не в состоянии “затмить мой васильковый взгляд”, как цитировала Беата Марко, моего воздыхателя. Но я-то мечтала о Лео. А с ним мы прошли всего два шага.
Зато каких шага! Ибо Лео – наш сосед, и синьора Рита, которая ведет утренние беседы из окна с Сандрой, это его бабушка. Она типичная итальянка с темными волнистыми волосами, бордово-коричневыми, как две спелые черешни, глазами и большим прямым носом. Лео такой красавчик явно не в нее, а в деда Алекса, бабушкиного друга, который все еще продолжает дарить ей букеты шикарных роз по пятницам. Вот только по воскресеньям он перестал к нам приходить. А вдруг их встречи теперь стали тайными? Могу себе представить! Интересно, какая бабушка с ним наедине: нежная или все также над ним подтрунивает и ругается, когда речь заходит о политике?
Второй шаг навстречу друг другу мы с Леонардо сделали месяц назад. Тогда я осмелилась остановиться и посмотреть на него. Ах, эти малахитовые глаза! Они снова и снова заставляли меня млеть. Как бы хотелось узнать, что означает этот его долгий взгляд? Он действительно снова рад меня видеть или всего лишь по-соседски дружелюбен? Жалко, что со мной рядом нет Аньки. Она бы мигом придумала какую-нибудь теорию о том, как он ко мне относится.
Сегодня мы снова с ним встретились. Лео улыбался, как торжествующий Амур. Как-то пару месяцев назад мы ходили с бабушкой в галерею Уфицци, где при виде портрета Караваджо, она заявила: “Это единственный мужчина, который в те века умел улыбаться. А все редкие вещи становятся жемчужинами”. Ни один мужчина в мире не обладал такой исключительной улыбкой!
Кажется, зеленые амуры вовсе не собирались пронзать меня стрелами, и я даже подозревала, что Лео рад, что дистанция между нами сократилась на два шага. По тому, как он бережно обнимал сборник нот, я поняла, что он возвращался с репетиции.
– Привет, Ассоль. Как дела?
Какой же он хорошенький! Хотела бы я смотреть на него вечно!
– Хорошо. Как ты? – Я уже открыла рот, чтобы продолжить, но смущение блокировало языковой навык, освоенный за этот год. Ну как такое возможно!
“Что-то там про соседей было?”:
– Сья’мо вичи’ни[22], – замялась я, ибо дальше не помнила ни слова! Зато на ум приходили бабушкины слова, сказанные этим утром: «Теряет тот, кто признается первым», но при этом внутри меня до чертиков будоражил его взгляд!
Лео пришел мне на помощь и доброжелательно закончил фразу:
– …но так редко