о некоем господине Ковалеве.
– К сожалению, больше ничего добавить не могу, – вздохнул Шишковский. – Я только и знал, каким образом Михаилу Ивановичу эти векселя достались.
– Благодарю вас, – промолвил Карозин, впрочем, таким тоном, что Шишковский невольно поежился.
– Извините, – как-то виновато улыбнулся он и, поднявшись из кресла, покинул читальню.
А Никита Сергеевич погрузился в мрачные и неприятные раздумья. Однако вскоре по всем комнатам забили часы – шесть, а это значит, что подали закуски. Карозин стряхнул с себя неприятные размышления и поднялся, ощутив вдруг голод, да и не желая, между прочим, оставаться дольше в одиночестве.
Карозин вернулся в «говорильню», где его тотчас увидел Аверин, но расспрашивать не спешил. Двери в большую гостиную уже распахнулись и мужчины, а к этому времени прибыли почти все члены клуба, большой и довольно шумной толпой вошли в залу, посреди которой был, по заведенному обычаю, накрыт огромнейший стол с закусками и выпивкой. Что уж говорить, а старшина клуба по хозяйственной части Шаблыкин, сам великий гурман, умел угодить привередливым своим гостям.
Карозин из-за неприятного разговора, а больше-то из-за неприятных воспоминаний, как-то особенно увлекся водочкой, что вообще-то было на него совсем не похоже.
– Никита, друг мой, – несколько удивленно проговорил Аверин, глядя, как Карозин выпивает уже третью рюмку, – что это на тебя нашло?
– Ну ты ведь сам сказал, – ответил невесело Карозин, закусывая греночкой с мозгами, – что нынче у нас с тобой холостяцкий вечер.
– Что-то скажет на это Катенька?.. – недовольно заметил Виктор Семенович, но Никита Сергеевич так глянул на него из-под густых бровей, что дальнейшие слова Аверина просто застряли у него в горле и он сам поспешил опрокинуть рюмку и закусить белужьей икоркой.
Через час, по заведенному обычаю, по всему клубу снова забили часы и здоровенный лакей, церемонно распахнув двери в столовую, провозгласил торжественно и важно:
– Кушанье поставлено!
Тотчас блестящие господа, среди которых и сам генерал-губернатор нередко бывал, а обер-полицмейстер Иван Иванович Красовский, большой любитель женского пола и шуток, так и вовсе не пропускал ни одного клубного обеда, двинулись через «говорильню», «детскую» и «фруктовую» комнаты в столовую, отделенную от клуба аванзалом.
Нынче приглашен был русский хор от «Яра», который уже расположился на сцене. Едва только господа вступили в комнату и расселись по местам, как хор тут же грянул что-то заводное, отчего Карозин даже несколько опешил.
На эстраду вышла какая-то тоненькая барышня со взбитыми волосами в темно-пурпурном платье с оголенными плечами и нежным томным голосом запела «Рябину».
Карозин на этот раз больше опять-таки налегал на водочку и лакеи успели принести не один полный графин и унести взамен опустевший. Как ни пытался поначалу разговорить своего друга Аверин – ничего не выходило, и он вскоре