Михаил Шолохов

Тихий Дон


Скачать книгу

пошел его проводить. Спросил напоследок:

      – Как там, дома?

      Петро, отвязывая от перил крыльца лошадь, усмехнулся:

      – У тебя домов, как у зайца теремов. Ничего, живем помаленечку. Мать – она об тебе скучает. А сенов ноне наскребли, три прикладка свершили.

      Волнуясь, Григорий разглядывал старую корноухую кобылицу, на которой приехал Петро.

      – Не жеребилась?

      – Нет, брат, яловая оказалась. Гнедая, энта, какую у Христони выменяли, ожеребилась.

      – Что привела?

      – Жеребца, брат. Там жеребец – цены нету! Высокий на ногах, бабки правильные, и в грудях хорош. Добрячий конь будет.

      Григорий вздохнул.

      – Скучаю по хутору, Петро. По Дону соскучился, тут воды текучей не увидишь. Тошное место!

      – Приезжай проведать, – кряхтел Петро, наваливаясь животом на острую хребтину лошади и занося правую ногу.

      – Как-нибудь.

      – Ну, прощай!

      – Путь добрый!

      Петро уже выехал со двора; вспомнив, закричал стоявшему на крыльце Григорию:

      – Наталья-то… Забыл… беда какая…

      Ветер, коршуном круживший над двором, не донес до Григория конца фразы; Петра с лошадью спеленала шелковая пыль, и Григорий, не расслышав, махнул рукой, пошел к конюшне.

      Сухостойное было лето. Редко падали дожди, и хлеб вызрел рано. Только что управились с житом – подошел ячмень, желтел кулигами, ник чупрынистыми колосьями. Четверо пришлых рабочих, нанявшихся поденно, и Григорий выехали косить.

      Аксинья отстряпалась рано, упросила Григория взять ее с собой.

      – Сидела бы дома, нужда, что ль, несет? – отговаривал Григорий, но Аксинья стояла на своем и, наскоро покрывшись, выбежала за ворота, догоняя повозку с рабочими.

      То, чего ждала Аксинья с тоской и радостным нетерпением, то, чего смутно побаивался Григорий, – случилось на покосе. Аксинья гребла и, почувствовав некоторые признаки, бросила грабли, легла под копной. Схватки начались вскоре. Закусив почерневший язык, Аксинья лежала плашмя. Мимо нее, объезжая круг, покрикивали с косилки на лошадей рабочие. Один молодой, с подгнившим носом и частыми складками на желтом, как из дерева выструганном, лице, проезжая, кидал Аксинье:

      – Эй, ты, аль припекло в неподходящее место? Вставай, а то растаешь!

      Сменившись с косилки, Григорий подошел к ней:

      – Ты чего?..

      Аксинья, кривя непослушные губы, хрипло сказала:

      – Схватывает.

      – Говорил – не езди, чертова сволочь! Ну, что теперя делать?

      – Не ру-гай-ся, Гриша… Ох!.. Ох!.. Гриша, за-пря-ги! Домой бы… Ну как я тут? Тут ить казаки… – застонала Аксинья, перехваченная железным обручем боли.

      Григорий побежал за пасшейся в логу лошадью. Пока запряг и подъехал – Аксинья отползла в сторону, стала на четвереньки, воткнув голову в ворох пыльного ячменя, выплевывая изжеванные от муки колючие колосья. Она распухшими чужими глазами непонимающе уставилась в подбежавшего Григория и, застонав, въелась зубами в скомканную завеску, чтобы рабочие не слышали ее безобразного