крысеныш!
Мальчишка рванулся на прорыв очертя голову. Его отбросили, подставили ногу, прижали к гальке. Макароны рассыпались рядом, и мальчишка резко повернул голову к ним, извиваясь в сжимающих его руках.
– Снимайте с него штаны, – приказал тот, что с пистолетом и ножом. – Биту дай, – он толкнул в плечо одного из подельников. – Натянем его на нее как следует и бросим тут. Если выживет – пусть уползает.
– Не выживет, я постараюсь, – осклабился тот, что с обрезом. – Да и бросать-то его зачем? На мясо пойдет… – Мальчишка, издавая странные звуки, пытался вырваться, брыкался, жмурил глаза. По щекам текли яростные слезы. – Ну что, подставляй попочку… и не дергайся, не дергайся, быстрей отмучаешься, га-га-га!
Почему он не кричит, не зовет на помощь? – подумал Романов. А хотя кого звать? Нету никого. Умерли все. Ушли все.
Он вздохнул и лениво поднял автомат…
Тяжело, сипло дыша, мальчишка, одной рукой подтягивал штаны, другой судорожно собирал в разорванную коробку макаронины. Быстро посмотрел на труп рядом, явно на торчащий из-за пояса пистолет. Романов покачал головой:
– Не лезь, не надо.
То, что при нем были убиты три человека, мальчишку явно ничуть не волновало. Но на Романова он косился со страхом. И в то же время – еще как-то непонятно. То ли даже с надеждой? И молчал. Все время молчал.
– Ты что, немой? – Романов закончил обшаривать карманы убитых, пистолеты, «макаров» и китайский «ТТ», вместе с патронами сложил в рюкзак. Больше ничего интересного там не было – за исключением двух солидных мешочков с женскими украшениями да большой плитки шоколада.
Согласно кивнул.
– С рождения?
Голова мотнулась из стороны в сторону.
– Родители где?
Мальчишка помедлил, провел по горлу пальцем.
– Ясно… – Романов снова посмотрел на валяющиеся на гальке трупы.
«А ведь я правильно их убил…»
Он вдруг ощутил, что внутри само собой развязался какой-то узел. Казалось, он даже видеть стал лучше. Зорче, что ли.
– Тебя как зовут?
Мальчишка помедлил, достал откуда-то из рванья школьное удостоверение, такую карточку, без которой в последнее время войти-выйти из школы было просто нельзя – все для детской безопасности, да-да… Карточка оказалась перемазанной, но фото сохранилось. С фотографии смотрел не он, но Романов, вглядевшись, признал: нет, все-таки это тот самый мальчишка, что на фото, с озорной полуулыбкой, русой челкой, в синей аккуратной рубашке с темным галстучком, явно «рекомендованной Уставом школы»… Белосельский Евгений Антонович, тринадцать лет… Вернул удостоверение мальчишке. Тот быстро спрятал карточку и вдруг вскинул на Романова блестящие глаза, сложил перед грудью ладони. Потряс ими. Показал на себя, на Романова, потом – изобразил пальцами идущего человека. Снова умоляюще потряс ладонями, зажмурил глаза, снова потряс ладонями, мучительно скаля зубы – неожиданно белые…
– Со мной?
Почти яростный