кишащий мраморными от крови быками и черноглазыми ротозеями сон, что-то еще…
И вдруг, на тебе, – А что, есть у вас здесь проститутки?
Зачем, почему?…
Да как же? яснее ясного, легкодоступные женщины явились прямехонько из железнодорожных бесед. Но ведь я отдавал себе отчет, сколь остра и коварна эта мелодия. Я всегда… всю жизнь… и вчера… и, будучи еще мальчишкой, подсматривал за собой и, рот на замок, Боже упаси, ни при каких обстоятельствах не пускал в себя этот волнующий, самый ядовитый из всех ядов мальчишеский яд. И, уверяю вас, мне казалось, да нет, я был убежден в том, что зело преуспел в своих стараниях. Я даже чувствовал озноб неловкости за своих собеседников, то и дело преображавших эфир приторно запретными темами за их беспомощность перед инстинктом.
И вообще это не мое, и мне этого не нужно, и я не женат, и не буду женат, и девственен, и это меня нисколько не тяготит, нисколько не тяготит, и все такое прочее, и вдруг, на тебе, – А что, есть у вас здесь проститутки?
Получается, язык мой не просто враг мой, язык мой мне не принадлежит. Вот что получается.
Надо же такому случиться?
С этим – всё.
Это неинтересно и будет беспощадно вымарано.
А вот дальше – интересно.
Дальше – действительно интересно. И кувырок, и пища для размышлений философам и биологам.
Дальше – шок и воздушный поцелуй.
Если стоите – сядьте.
Или, как принято с опаской и намеком говорить в триумфально покрывшем всех и все воровском Вавилоне – присаживайтесь.
Хотите, верьте, хотите – нет, мои собачки потупили взоры
Это не мое воспаленное воображение – факт. Факт, потрясший меня до глубины души.
Стыдно.
Честное слово – стыдно.
Что делать?
Незамедлительно просить у них прощения?
А не покажется это странным?
Кому? Собачкам? На вокзале больше никого нет.
Кстати.
Тема, заслуживающая отдельного разговора.
Существуют ли в природе пустоты?
Что происходит в коридоре или соседней комнате или кухне в тот момент, когда я, убежден в собственном одиночестве, свернулся под бесконечно желтым одеялом с головой, пытаясь задремать, точнее, отстать от роя крохотных колючих событий, имитирующих судьбу?
Что происходит между случайно брошенным предсказанием и его всегда неожиданным воплощением?
Чьи молоточки стучат по наковаленкам?
Чьи пальчики запутывают волосы?
Чьи губы сдувают пенку с молока?
Кто целится косточкой в нёбо?
Кем и каким образом исполняется наша нечаянная воля?
Кто руководит проделками нашей памяти и связанными с этим как бы случайными встречами?
Без особенного с нашей стороны сопротивления, приученные к закономерностям, мотивам и вере на слово, мы слепнем сызмальства, чем, вне всяких сомнений существенно облегчаем жизнь обитателям параллельного мира.
Каково им там, героям и труженикам пустоты?
Не тесно ли?
Мне