он подполковнику на поругание и погибель не отдаст.
– Но и не детективщик, – не менее убежденно стоял на своем Елпидов. – У Стаута достало ума не заострять внимания читателей на детективных историях, которыми он, в силу традиции, вынужден снабжать свои тексты. Главное в его эпопее о Вульфе и Гудвине – это взаимоотношения между этими двумя героями: европейцем и американцем. По сути, он излагает историю любви и дружбы двух сильных, умных, независимых и не склонных к компромиссу мужчин…
– Любви? – высунулась из коридора племянница.
– Вы уже вернулись, Юленька? Как насчет адреса, они там ничего не перепутали?
– У них все время занято, Владимир Антонович. Я попозже еще раз сбегаю… А эти двое, Ниро Вульф и Арчи Гудвин, они что, голубые?
– Любовь, которую имеет в виду Владимир Антонович, это не эрос, Юлия, но агапе, – если это вам о чем-нибудь говорит, – проявил снисходительность с двойной высоты своего положения учитель Семиржанский.
– Агапе? – разочарованно повторила девушка заумное слово и, не скрывая сомнений, пообещала справиться о его точном значении в словаре. И побежала исполнять обещанное…
– Кажется, над нами, Аркадий Иваныч, знатно прикольнулись, – задумчиво проговорил подполковник.
– Кто? Когда? – не понял Семиржанский.
– Поколение next. Только что…
– Следующую! – потребовала Марья Федоровна, появляясь в оконном проеме – вся такая оживленная, с покрасневшими от дыма глазами, с перепачканною золою лицом, в сбившейся набок косынке.
– Вот вам еще одна невинная жертва! Сожгите и ее! – с невыразимой горечью в голосе и непередаваемой скорбью во взгляде изрек Семиржанский, протягивая томик отца-основателя детективного жанра в сторону окна. Однако со стула не спустился, как бы ожидая, что Марья Федоровна ради такой добычи сама, не мешкая, перемахнет через подоконник, вспрыгнет к нему на стул, и, вырвав из рук сборник, скроется с ним в направлении своего приватного Освенцима. И надо признаться, тетка нашего отставника так бы примерно и поступила, если б не подполковник.
– Эта книга, Марья Федоровна, не для ямки. Правда, оставлять ее в доме тоже нельзя. Предлагаю обменять ее на «Голем» Майринка, либо на «Степного волка» Германа Гессе…
– Жида на нехристя, а нехристя обратно на жида? – возмутилась Марья Федоровна. – Не будет на то моего благословения!
Елпидов, явно не ожидавший от хозяйки столь резкого отпора, несколько растерялся, не зная, то ли обратить все в шутку, то ли гордо удалиться, лишив этих несчастных своей почти что родительской опеки и, без малого, вельможного покровительства. И тут на помощь подполковнику, не помня зла, пришел Семиржанский, полюбопытствовав, как уважаемая Марья Федоровна смотрит на то, чтобы обменять нехристя на православнейшего Лескова, а именно на его «Запечатленного ангела». На ангела Марья Федоровна свое благословение дала, хотя и не сразу: минут пять пытала гостей насчет точного значения слова «запечатленный»,