с врагами пойдем воевать,
Будем мы впереди скакать,
Юных дев и красивых жен
Станем мы забирать в полон.
Ставки вражеские захватим,
Все имущество заберем,
Пред тобой,
Тэмужин, разложим.
Хан, тебе его поднесем.
Войною
Мы пойдем на чужаков
И полоним их жен. А рысаков
К тебе в табун пригоним —
Отличные у иноземцев кони!
Мы будем быстрых антилоп стеречь,
Хан Тэмужин державный,
Чтобы тебя на славу поразвлечь
Охотою облавной.
Ко времени твоей охоты ханской
На антилоп лесных
Их выследим мы и как можно ближе
К тебе подгоним их.
Степных джейранов
В стадо соберем,
Чтобы держались
Тесным табуном.
Так утесним их,
Чтоб они, бедняжки,
Толкались, терлись
Ляжками об ляжки.
А если кто
В час жаркого сраженья
Не выполнит
Твое распоряженье,
Примерным
Наказаньем проучи:
С имуществом,
С женою разлучи.
Карающий
Пусть будет волен меч
И голову повинную
Отсечь.
В дни мира
Если кто-нибудь из нас
Не выполнит
Разумный твой указ,
Да будет он
Всех подданных лишен —
Аратов-смердов,
И детей, и жен;
Ослушника
В пустыню прогони —
Пусть там влачит
Безрадостные дни».
И, молвив клятвенные эти речи, нарекли они Тэмужина Чингисханом и поставили ханом над собой[127].
Взойдя на ханский престол, Чингисхан повелел младшему сородичу Борчу – Угэлэ чэрби, а также Хачигун тохуруну и братьям Жэтэю и Доголху чэрби носить колчаны его[128]. А так как Унгур, Суйхэту чэрби и Хадан далдурхан молвили, что
«С едою по утрам – не запоздают,
С дневной едою – нет, не оплошают»,—
поставлены они были кравчими.
Дэгэй же сказал:
«Отары твоих разномастных овец
Я стану пасти лишь по северным склонам.
Так будет ухожен, умножен твой скот,
Что шириться станут хашаны-загоны!
Я каждое утро – не зря говорю! —
Барашка зарежу тебе и сварю.
За это уж ты, Тэмужин, не жалей
Рубца для утробы моей ненасытной,
Да разве прибавишь от ханских щедрот
Когда-никогда хошного[129] аппетитный».
И потому поставлен был он пасти стадо Чингисхана. И сказал младший брат Дэгэя Хучугэр:
«Постараюсь, чтоб в спешке
Менять никогда не пришлось
Ни тяжей и ни чек,
Что скрепляют оглобли и ось
На повозке твоей.
Обещаю, что целыми будут постромки,
Что не будет в дороге досадной поломки
У телеги твоей.
Буду