война не просто закончилась. Вы проиграли её.
Женщины, одевающиеся «умеренно ярко», чтобы выделяться на общем сером фоне, намекая на ещё не угасшую фертильность[1], но и не быть мухомором в этом тусклом подземелье.
Так легко плыть по течению. Любая рыбка это сможет. Даже самая маленькая. Даже мёртвая рыбка.
Представьте себе реку полную мёртвой рыбы.
Я закрываю глаза. Пусть за моей спиной будет кто угодно, кроме правдолюбивого служаки не желающего пройти мимо моего маленького преступления.
Сколько лет я потратила на то, чтобы стать другой, но сейчас единственное, что может меня спасти – это быть как они.
Я не всегда была такой сильной.
Представьте себе маленькую комнатку, где единственное лицо пышущее жизнью – это плакат Ромы Зверя, кочующий вместе с ней из города в город. Бледная русская снежная пустыня за окном.
Представьте себе четырнадцатилетнюю девочку, погруженную с головой в альбомы Агаты Кристи. Живущую среди копящейся по углам пыли.
Когда у вас нет родителей, с восьми до шестнадцати лет вы погружены в абсолютный тактильный штиль. Никто не прикасается к вам. Словно вы в депривационной[2] камере.
Вы можете быть кем угодно, если у вас нет родителей. Представляться любыми именами, потому что никто не зовёт вас по имени.
Представьте себе девочку, которая гнётся из стороны в сторону, как тряпичная кукла. На которую орут.
Только орут.
Представьте себе девочку, которая забыла свое имя под обзывательствами и оскорблениями своего тренера.
Когда ты занимаешься спортом, в котором в 16 ты считаешься старой, у тебя нет времени думать о том, кто ты на самом деле. Ты то, кем тебя считает тренер.
Ты можешь иметь медаль. Ты можешь сгибаться пополам под тяжестью медалей. Но ты одновременно можешь и не знать, что твоё имя знает весь мир. Если он скажет, что ты неудачница – ты будешь неудачницей.
Представьте себе брекеты.
Прибавьте ортодонтические пластины, которые мешают вам говорить. Которые мешают вам глотать. Умножьте это на тренера, который мешает вам понять, кто вы такая.
Представьте себе девочку, которая не знает что такое поцелуй.
Когда тебе 15 ты влюбляешься во всё, что двигается. Каждую весну твоё сердце хочет вырываться наружу. И при этом в твоей жизни нет ничего постоянного. Ты хочешь целоваться, как акула хочет есть. Но ты боишься обнажить металлическую клетку, в которую закованы твои страшные зубы. Они не примут тебя такой. И ты меняешься.
Ты влюбляешься во все, что угодно. Во все, что угодно кроме собственного отражения. Нет никого более жестокого, чем зеркало. Коса, бледная кожа, грязная от угрей, прыщей и сыпи.
Бесформенное тело, которое невозможно не ненавидеть. Ненавидеть сильнее, чем японка любит Стича[3].
Представьте, она не знает ничего кроме сборов. Перемена мест. Перемена лиц. Перемена имен в паспорте, чтобы участвовать в соревнованиях, в которых ты не имеешь права принимать участия.
Представьте себе толстовку, которая в два раза больше её самой. Эту огромную