и прочими исследованиями. Здесь, при виде различных растительных поясов Пика-де-Тейде, появляющихся один над другим по мере движения к вершине, явилась у Гумбольдта мысль о связи растительности с климатом, положенная им в основу ботанической географии.
Дальнейшее путешествие совершалось так же беспрепятственно. Ни английские крейсеры, ни бури не тронули путешественников. Только к концу плавания эпидемия, начавшаяся на корабле, заставила их высадиться раньше, чем они предполагали: в Кумане, на берегу Венесуэлы. Это произошло 16 июля 1799 года.
Богатство и разнообразие тропической природы совершенно вскружило им головы. «Мы – в благодатнейшей и богатейшей стране! – писал Гумбольдт брату. – Удивительные растения, электрические угри, тигры, броненосцы, обезьяны, попугаи и многое множество настоящих, полудиких индейцев: прекрасная, интересная раса…
Мы бегаем как угорелые; в первые три дня не могли ничего определить: не успеем взяться за одно – бросаем и хватаемся за другое. Бонплан уверяет, что сойдет с ума, если эти чудеса не скоро исчерпаются. Но еще прекраснее всех этих отдельных чудес общее впечатление этой природы – могучей, роскошной и в то же время легкой, веселой и мягкой…»
Из Куманы они предприняли ряд экскурсий в соседние местности, между прочим в Карипе, поселение католических миссионеров, которые приняли их любезно, хотя и удивлялись чудачеству людей, предпринимающих далекое и опасное путешествие для собирания растений, камней, птичьих шкурок и тому подобной «дряни». Старый приор откровенно высказал это Гумбольдту, прибавив, что, по его мнению, из всех удовольствий жизни, не исключая даже сна, нет ничего лучше хорошего куска говядины.
Несколько позднее другой патер ни за что не хотел верить в научную цель путешествия Гумбольдта и, подобно Тяпкину-Ляпкину у Гоголя, заподозрил в их поездке «тайную и более политическую причину». «Так вам и поверят, – заметил он, – что вы бросили свою родину и отдали себя на съедение москитам, чтобы измерять земли, которые вам не принадлежат».
Не мудрено, что под руководством таких просветителей индейцы очень мало подвинулись вперед сравнительно со своими дикими соплеменниками. «В лесах Южной Америки, – говорит Гумбольдт, – обитают племена, спокойно проводящие жизнь в своих деревнях, под управлением своих вождей и возделывающие довольно обширные плантации пизанга, маниока и хлопчатой бумаги. Они вовсе не более варвары, чем индейцы миссии, приучившиеся креститься».
В Кумане путешественникам в первый раз в жизни пришлось испытать землетрясение. «С самого детства, – говорит по поводу этого Гумбольдт, – привыкли мы считать воду подвижным элементом, землю же – незыблемой, твердой массой. Этому учит повседневный опыт. Землетрясение разом уничтожает этот давнишний обман.
Это – род пробуждения, но очень неприятного: чувствуешь, что обманывался кажущимся спокойствием природы, начинаешь прислушиваться ко всякому шуму и не доверяешь