ему: «Ты, гэгэн, иди из моей страны подальше». Нарбанджин должен был удалиться в Монголию на берега Дзабхына, а Эдзен-хан заплатил его долги из своей казны.
О Хуухун-кутухту говорят, что этот гэгэн один день бывает мужчиной, другой день – женщиной.
О гэгэнах думают также, что некогда они были богатырями; Джахындзе-гэгэн был в древности богатырем Сартактаем, легенды о котором сохранились от Хангая до северной подошвы русского Алтая; потом он же назывался Балдын-сарах, Цагдыр и Бандын-иши; настоящее имя Джахындзе, или Джахандзе, пожаловано ему Эдзен-ханом (Китайским императором).
Поверья о духах и о почитании священных гор, лесов и камней[33]
Все обитатели Северной Монголии, как сами монголы и буряты, так и урянхайцы и алтайцы, населяют духами окружающий человека мир природы. Каждая долина, каждая гора имеет своего духа или хозяина, который по-алтайски называется ээзи[34], по-дюрботски – сабдык, по-бурятски – хат. От этого хозяина места зависит пользование дарами природы; хозяин таежных местностей дает улов зверей, хозяин степных – урожай скотских кормов. Это наш домовой, только ведению его подлежит не один двор, а целая долина или целая гора со многими на ней долинами, или, наконец, даже целая горная система. Человек обязан с почтением относиться к этим духам. Бурят и алтаец, выехав на перевал, с которого он увидел новую долину, делает либацию [возлияние] духу этой новой долины, а если с ним нет ни вина, ни воды, он накладывает трубку, раскуривает и выбрасывает из нее зажженный табак на воздух.
То же самое делается, если с перевала откроется вид на белок или высокую гору; иногда путник, если знает, что с дороги он не увидит уважаемой горы, сворачивает с пути, поднимается на одну из ближайших к дороге возвышенностей и там совершает поклонение горе, распростираясь на земле. Иногда в таких пунктах устраивается небольшое курение: наламывают можжевельника и сжигают на камне, что называется сан, или хан. Г. Черский передавал мне, что ему, во время его разъездов кругом Байкала, не раз доводилось видеть, как бурят, выехав на перевал, приветствует хата новой долины; обычая снимать шапки и кланяться у бурятов нет; поэтому бурят оттягивает только голову вперед по направлению к новой долине, трясет головой и улыбается, делая вид, как будто видит какое-то лицо, с которым свидание доставляет ему удовольствие.
Хотя этим духам придаются фантастические плотские формы, – так, например, дюрбют представляет иногда своего сабдыка с птичьим клювом, но в то же время представления об ээзи, сабдыках и хатах сливаются с самой природой; хозяин горы или долины и есть сама гора или долина. Житель Северной Монголии одухотворяет части природы; каждая местность представляется для него живым телом. Замечательна в Монголии квалификация географических имен; здесь часто река на своем течении носит несколько имен, как будто цельность реки не ощущается; напротив, одно и то же имя часто дается