сложно, но по-другому – никак.
– А как же… недостача?
– Сочтемся, – подмигнув ей, он закрыл за собой дверь.
Что ей оставалось? Надеяться, что постепенно притрутся друг к другу. Она не могла помыслить о том, чтобы обидеть его отказом. В сознании одномоментно пронеслась ее безрадостная сирая жизнь. Лучше в гроб лечь, чем лишиться такого мужа.
Впрочем, вскоре она с облегчением поняла, что муж ее никакой не супермен, а нормальный человек с нормальными человеческими запросами. Не понимал он любовных прелюдий и прочей романтической чепухи. Обрывая ее попытки покрасоваться в кружевном белье, он бесцеремонно снимал все, что мешало приступить к исполнению супружеского долга, временами походившего на супружескую повинность. Она принимала это на свой счет, понятия не имея о его интернатском прошлом, когда дебелые тетки, таская его как шлюху, вызвали в нем отвращение к плотской любви. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не вездесущая директриса. Но все ее добросовестные попытки снять с него «порчу» разбивались о его «глубокие» познания женского тела. С тех пор после близости с женщиной, не находя в ней любви человеческой, он испытывал лишь опустошенность и разочарование. Сейчас у него этой любви было с избытком, но он старался, боясь ее потерять.
Жизнь его вертела как белку в колесе. Да и ей скучать не давала эта новая заманчивая жизнь. Через день в ее квартире начали появляться неизвестно чем набитые коробки, которые с завидной скоростью разбирались ушлыми дельцами, и на их месте появлялись новые. Через неделю ими была заставлена вся лоджия, еще через неделю – балкон. Новый самец метил свою территорию, деловитостью и прагматизмом заглушая отголоски прежней жизни. «Ну и пусть, – скрепя сердце, убеждала она себя, – пусть хоть у него здесь сложится та жизнь, за которой он ко мне пришел». Но когда он добрался до Сережиной комнаты, Лиза жестко сказала: «Нет». Удивленный ее категоричностью, он искренне недоумевал: «Все равно же пустует». Заранее зная, что при всем желании он не сможет ее понять, она с потухшим видом коротко ответила: «Пока она пустует, я живу». Как, оказывается, просто влюбиться в человека, но как непросто при этом впустить его в свою жизнь, когда уже «не шешнадцать», когда держит привычка и черт-те сколько неприметных и где-то даже ненужных мелочей, из которых и состоит эта самая жизнь. Пришлось подстраиваться и принимать новые правила игры, без чего семейной жизни тоже не получится. Несмотря на то что львиную долю этого добра Андрей ежедневно развозил по торговым точкам, ей тоже приходилось отпускать и учитывать, то и дело дергая из-под кровати набитую деньгами сумку. «Партнеры» его были несловоохотливыми и воспринимали ее не как его жену, а, скорее, как обслугу. Самым циничным из них казался ей Магрел. Всякий раз на его очередное: «Цыган дома?» ее так и подмывало съязвить. Но не решалась, робея перед его мрачным видом. Скрепя сердце, терпела она этот «проходной двор». Непривыкший к замкнутому семейному мирку, Андрей считал это неудобство несущественным и смотрел на него сквозь пальцы. Раз в неделю они