И я… Интересно, а анестезию они мне сделают или наркоз таким овощам не положен?»
Капли продолжали монотонно бить по стеклу и подоконнику.
«Теперь уже точно ничего не будет. Ни дома, ни семьи. Жалко родителей – не получится внуков понянчить».
«Бесполезно! Что толку теперь об этом думать? Мучиться, бояться и ждать. Надо эти мысли просто игнорировать».
Дверь в палату открылась, и послышались слегка шаркающие шаги.
Ага, вот и утренняя уборка. Нянечка, как всегда не спеша, зашла в палату, толкая тележку.
«Здравствуйте, баба Катя», – мысленно поздоровался с ней Михаил.
Баба Катя прошлась по палате, наводя везде порядок и чистоту, как будто следуя стандартному ритуалу. Потом подошла к его кровати, постояла в тишине с минуту, видимо, внимательно его рассматривая, и присела на край. Она положила руку ему на лоб. Кожа на пальцах у бабы Кати была жёсткая, местами шершавая. На кончиках пальцев застыл, как в мраморе, её нелёгкий трудовой путь. В нос пахнуло смесью хлорки, чистого белья и каких-то трав.
Просидев так, казалось, вечность, она наконец произнесла:
– Что же ты, сынок, не движешься? Надо показать им. Аль не слышишь ты совсем?
«Слышу, баба Катя, слышу, вот только сделать ничего не могу, как ни пробовал».
– Знаю – слышишь… – с нежностью сказала она.
«Врач бы это ещё узнал».
– Главный ихний доктор приходил, спрашивал всё… Злыдень какой-то. Ежели не будешь двигаться, ничего супротив него не сделаешь, так порушишь всю свою жизнь, а жить тебе ещё долго писано.
Баба Катя положила его руку себе на ладонь.
– Дай знак, что слышишь. Из тебя же хотят сердце вынуть. Сейчас всё зависит от тебя. Только от тебя.
Михаил изо всех сил попытался пошевелить хотя бы пальцем, но тело оставалось глухо к командам. Неожиданно в мыслях оформилась картинка операционной комнаты, заставленной кучей оборудования, окутанный проводами и трубками операционный стол, вокруг которого, склонившись, стояли люди в стерильных костюмах, масках и шапочках. Михаил не видел своего лица, но знал, что на столе лежит именно он. Он физически ощутил, как хирургический инструмент звякнул холодным металлическим звуком. Михаила накрыла волна жара.
Баба Катя провела рукой ему по лбу.
– Вспотел. Молодец, Миша, молодец, – радостно сказала она. – Сейчас я доктора позову.
Она спешно вышла из палаты.
Минут через десять в коридоре раздались шаги, и дверь в палату открылась.
– …просто результат функционирования организма, сколько можно вам повторять, – сказал Григорий Владимирович, заходя в палату. – Мы же искусственно поддерживаем его жизнедеятельность. Мы уже провели все необходимые тесты при поступлении, и они не показали никакой активности мозга.
– Это ж не просто так, это ж он мне ответил, – не сдавалась баба Катя. – Услышал он меня.
Григорий Владимирович подошёл к Михаилу, приоткрыл ему веко, и в глаз, как из прожектора, ударил свет. Расширенный зрачок жадно впитывал лучи,