полки, заставленные банками и пузырьками с краской, книгами о граффити, маркерами, бейсболками, майками, худи с разными логотипами, изображениями листа конопли, анархистской и прочей «антисистемной» символикой. Внимание мое привлекла кощунственная футболка с беременной Девой Марией и надписью «Что-нибудь да будет».
– Мы со Снайпером вместе росли в квартале Алюче, – принялся рассказывать мне Крот, когда беседа наконец возобновилась. – Любили слушать музыку – вкусы у нас с ним были одни – и расписывать стены. Это были времена «Ла Полья Рекордз» и «Барона Рохо»[24]. Сначала выводили тэги в тетрадях, потом бомбили весь город. В ту пору мы были «лучники». Подписывались под Пружиной, имитировали его спиралевидную стрелу, вслед за ним стали использовать маркеры – и покупные, и самодельные, – витражные краски, лак. Бомбили казармы, вагоны, процарапывали стекла. Ставили город вверх дном… Идея была – пусть про тебя все говорят, хотя никто не знает. Получали по шеям от учителей и чем попало по мягкому месту от родителей, когда возвращались домой. А теперь гляди-ка, папаши сами за ручку приводят своих спиногрызов и покупают им краски… Все теперь не так, все переменилось.
Он оказался на удивление словоохотлив, хотя вроде бы говорят, что такой подбородочек бывает обычно у молчунов. И звался теперь не Крот, а как положено – именем и фамилией. И даже дал мне визитку своего магазинчика. Но старый тэг прекрасно подходил к его мышастым глазкам и острой мордочке. Прежде чем спикировать сюда, я прошлась по его следам и выяснила вот что: расставание со Снайпером, попытки заниматься стрит-артом в одиночку, участие в разного рода муниципальных проектах, которые так и не сдвинулись с мертвой точки, программа помощи в обучении молодых художников, среднее дарование, средний уровень, поиски галеристов, безденежье, невезение, разочарование. Другим, таким, как Зета, Сусо33 и кое-кому еще из его поколения, удалось то, что не вышло у него: они сумели встроиться и обрести успех, при этом не полностью отказавшись от граффити. А Кроту – нет. Уже лет десять, как он не приближался к стене с беззаконным аэрозолем в руке. Я заметила на прилавке буклеты, где перечислялись услуги, которые оказывало его заведение, – роспись гаражей и рольставней и даже изготовление эскизов для татуировок и макияжа. Несмотря на радикальную отдушку, от всего веяло конформизмом, отречением во имя сытости. Чувствовалось, что тяжело проехавшаяся по нему жизнь укротила его и приручила.
– Каждый баллончик тянул на шестьсот песет, – продолжал Крот. – Так что приходилось тырить материал в москательных лавках. Когда взялись за сложные композиции, начали переделывать расширители, чтобы струя краски шла гуще. В это время появились аэрозоли с красками более разнообразных цветов, и краска эта шла под меньшим давлением, а баллончики снабжались клапанами разного типа, чтобы варьировать струю, – «Фелтон», «Новелти», «Дупли-Колор», «Аутолак»… И мы изощрялись кто во что горазд… Сами научились смешивать краски. И это помогало управляться за двадцать