со своей бабой сам разберусь.
Толкаю его и захожу в дом, в два счёта поднимаюсь по лестнице и вот, я уже возле ее комнаты, долго не думая, вышибаю дверь с ноги. Юлька стоит возле гардеробной, испуганно смотрит, а дальше злость затмила мне глаза, и планка моя сорвалась. Все происходило, как в тумане, я орал на нее, бил по лицу, все швырял вокруг и ее тоже, отлюбил Юльку.
Хотел на цепь посадить, тащил ее за волосы в подвал, но тут Сашка с Мамедом сзади меня бегут и кричат.
Сашка оббежал меня и перегородил мне путь, толкает, орет:
‒ Пашка, ты чего творишь?! Отпусти, она же без сознания!
Я разматываю волосы, поворачиваюсь и правда, она лежит голая, без движения. Лицо все опухшее, тело в крови, много порезов и гематом по всему телу.
Стою в шоке, Мамед снимает свой пиджак и прикрывает ее:
‒ Су…ин сын, Пашка, ты что натворил!? ‒ толкает меня злобно, кричит. ‒Ты вообще, с катушек слетел что ли?!
Я, как вкопанный стою, смотрю на ее неподвижное тело. В этот момент Мамед пульс ей нащупывает.
‒ Пульс слабый, дыхание прерывистое, ‒ говорит.
‒ Руки свои убрал от нее! ‒ рычу я.
Хватаю ее на руки, Сашка меня за плечо берет.
‒ Пашка, не надо ее в подвал, она же умереть может.
Я не отвечаю и несу ее быстрым шагом домой, в комнату.
Да, я погорячился, сорвался, как я себя теперь за это ненавижу. Хотя, пусть теперь знает, что даже смотреть нельзя ни на кого.
Захожу в комнату, ложу ее на кровать аккуратно, она вся истекает кровью. Смотрю на нее, лежит такая беззащитная, словно побитый ангел.
Я достаю телефон и звоню своему врачу.
Идут гудки, снимают трубку и я говорю:
‒ Анна Николаевна, надо срочно подъехать.
‒ Хорошо, скоро буду.
Врач долго ждать себя не заставила, приехала быстро. Поставила капельницу, обработала Юле раны, намазала гематомы мазью и прописала лекарство.
‒ Она какое-то время будет находиться в бреду, надо будет ее поить бульоном и растворять лекарство, обрабатывать раны. Может через три дня или через пять она начнет приходить в себя полностью. А пока, отдых.
‒ Вы будете этим заниматься. Я сейчас распоряжусь и вам выделят комнату, ‒ грозно говорю ей.
‒ Хорошо, как скажете. И мы вышли из комнаты.
Я отправился к себе в кабинет, присел, стук в дверь, наверное, Сашка пришёл. Дверь открывается, заходит, по лицу вижу, что злится, сейчас нотации читать будет. Самому хреново на душе.
‒ Ну, как ты?! ‒ злобно произносит. ‒ Доволен? Девчонку избил ни за что.
Меня охватывает сильная злость, но пытаюсь сдержаться, говорю сквозь зубы громко:
‒ Ни за что? Она другого мужика захотела, Акмаля видите ли, трахаю ее плохо, уйти надумала. Су…ка такая!
‒ Вот я не пойму, откуда ты это все берешь? ‒ смотрит на меня.
‒ Ника рассказала. Власть Юльке нужна была, понимаешь, а сейчас мало стало, вот она на Акмаля переметнуться и решила.
‒ Бред, какой же бред ты несешь, Пашка! ‒ чуть ли не кричит. ‒ Ей ничего от тебя не надо было, ты сам ее втянул во все. Ты знал, что она будет среди