властелина этих земель. И отказываюсь от всех прав на него!
Свен нехотя поклонился:
– Принимаю этого человека из рук благородной Лютеции. Обязуюсь предоставить ему все те же права, что пользуются мои люди.
Теддик сбросил с шеи Фарамунда петлю. Голос был сожалеющим:
– Вообще-то я хотел попробовать свой узел… Чтобы не сразу давил, а медленно! А то давно никакой потехи…
Фарамунд прохрипел:
– В этом краю… такие потехи… на каждом шагу…
Глава 4
Жена Свена и Лютеция сидели в людской посредине, а девки – по лавкам вдоль стен. В открытом очаге горели крупные поленья, изогнутые корни старой березы, что дают особо жаркое тепло, а также сладкий дух. Поленья то вспыхивали острыми языками пламени, то с легким треском рассыпались на крупные пурпурные угли.
В людской темновато, только когда огонь вспыхивал, Фарамунд различил выступающие балки, грубо отесанные, толстые, бесформенные от толстых мотков льна, что укрывали балки от стены и до стены. Среди глиняной посуды на длинном миснике две чашки блестели, как угли: из настоящего олова.
Лютеция усердно пряла, отрабатывая гостеприимство. Ее левая рука быстро и умело щипала лен, а правой крутила веретено. На Фарамунда вскинула на миг глаза, по губам пробежала улыбка.
Фарамунд и раньше выглядел диким человеком, а теперь, когда все почистились и переоделись, рядом с ними казался совсем зверем. Волосы спутанными прядями падали на уши, опускались, почти касаясь плеч. Брови словно бы парили над живыми, но какими-то трагическими глазами, похожие на раскинутые в полете крылья. Щеки и подбородок покрыла густая черная щетина. Когда он провел рукой по щеке, она ясно услышала хруст, словно он ломал стерню.
Спохватившись, что рассматривает его чересчур пристально, она поспешно опустила голову. Недостойно дочери знатных патрициев так внимательно разглядывать простолюдина.
Фарамунд ощутил сладкую волну, что накрыла его с головой. Сердце дрогнуло, а грудь заполнила странно горькая радость. Он переступил с ноги на ногу, развел руками:
– Госпожа! Я просто зашел поблагодарить.
Фелиция окинула его критическим взором. Лютеция мягко улыбнулась, но голову не подняла:
– За что?
– Вы спасли мне жизнь, подобрав раненого. Второй раз спасли, когда ваш дядя готов был перерезать мне горло. И в третий раз – когда я стоял сегодня с петлей на шее.
Хозяйка холодно улыбнулась Лютеции:
– В самом деле, дорогая, ты вовремя от него отделалась. Пожалуй, для него и раз – чересчур много. Погляди на него! Лучше бы спасла кошку или собаку.
Лютеция мягко произнесла:
– Фарамунд, я рада, что ты жив. Постарайся служить новому хозяину так же хорошо, как послужил мне.
Фарамунд развел руками, слова теснились в груди, топтались на языке, но ни одно не удавалось вытолкнуть, все цеплялись за нёбо и за десны. Сердце стучало все чаще, он чувствовал, как бурно вздымается грудь. Даже хозяйка засмотрелась, его торс похож на выкованные из меди латы для римского легионера: