мрачные вещи. Тоже мне всезнайка-теоретик. Чур меня! Пусть остается теоретиком!
Тетушка косо посмотрела на погруженную в работу племянницу. «Ничем не пробьешь. А всё отцовские гены виноваты. Проклятый колдун. Говорила сестре, а она – любовь у нас, лю-бо-вь. Тьфу. Но девчонка складная и умная получилась. Может, удастся еще её направить в нужное русло…» После размышлений, она продолжила свою тираду, поджигая длинной спичкой самокрутку – «козлиную ножку»:
– Я думала, у меня кровь из ушей польется. Ну-ка, проверь. А? А? Нет? Фух. От одного её вида мурашки по коже.
Санни ухмыльнулась, запечатывая в пищевой пакетик чайный сбор от болей для матери Мистики. Весы качнулись, освобожденные от ноши. В воздухе стоял сильный запах трав, чая и дыма от самокрутки. Солнечные лучи проникали через решетчатые – слабое спасение от жары – окна преломленными спицами, играя и отбрасывая «зайчиков» с металлических и стеклянных поверхностей. День обещал быть долгим, тягостным, раскаленным и душистым особыми эссенциями. Санни отряхнула руки, поправила съезжающий набок фартук, потянулась за кувшинчиком с мятным лимонадом.
– Неужели, ты её боишься? – подначивая тетушку Лизелотту, выговорила приглушено девочка, отпив немного напитка из стакана.
Кружевным платком Санни промокнула лоб и виски от пота. Тетушка поперхнулась сизым клубком дыма, попросила и ей налить лимонаду. Зажатая между большим и указательным пальцем «козлиная ножка» мутно дымила. Паутины этого дыма зависали в застоялом нагретом воздухе лавки, не желая рассеиваться. Санни поудобнее устроилась на высокой табуретке, болтая ногами, чувствовала, что вот-вот уснет от тишины, знакомых запахов, жары и отсутствия потока клиентов. В голове кружили мистический танец новые знания, почерпнутые из разговора с Мистикой. Теперь она была уверена в том, что Руна – это её фамильяр. Ведь кошка сама за ней пошла и не покинула после того, как поела. Связь их усиливалась еще и тем, что тотем Санни был рысь. Значит ли это то, что сама Санни – ведьма?.. Пока думать об этом было рано. Ни особых проявлений, ни способностей. Лишь странные недомогания и внезапная влюбленность в Филина, которая вполне себе объяснялась всплеском гормонов и чтением романов.
Она вспомнила, как пренебрежительно однажды отец отозвался о домашних феях.
– А как же мама? Разве её ты не любишь? Она ведь домашняя фея.
Папа крепко задумался, тем самым издеваясь над дочерью, а затем изрек:
– Мама – другое дело. Ненавижу таких, как твоя тетка Лизелотта. Ей бы не высовываться, не то…
Он так и не договорил, переведя беседу в иное русло.
Тетка Лизелотта стукнула пустым стаканом о сосновый прилавок, затянулась, некрасиво щурясь, самокруткой, щелкнула пальцем с ногтем, покрытым кислотно-розовым лаком по кнопке вентилятора. Он загудел, набирая скорость лопастей.
– Ей меня не напугать, запомни это деточка, – продолжила крутить шарманку бессмысленного разговора тетушка, погасив в глиняной пепельнице окурок.
Янтарные глаза её, подведенные черным