остались с Катей наедине. В ее большой, уютной комнате. Она в самом деле держалась спокойно, хотя ее губы побелели от напряжения. Не хотела расплакаться у меня на глазах.
Я приобняла ее за плечи и спросила:
– Катя… а когда папа решил, что он пойдет на этот вечер? Ведь он, насколько я знаю, никогда не ходил на твои гимназические мероприятия, хотя ты часто просила его об этом, да?
– Д-да…
– Когда ты сказала ему, что будешь читать отрывок из Шиллера?
– Я сказала… за два дня до вечера. Он не хотел идти. Я тогда сказала, что вообще уйду из дома к дяде Адаму и тете Алле… они всегда ходят к Леньке в его лицей, когда он просит.
– Ленька – это кто? Твой двоюродный брат?
– Какой он мне… брат? Он противный! Мерзкий тип! Он Сереже гадости рассказывает про свою горничную… как он ее там лапает и вообще… я про него даже говорить не хочу.
– Значит, ты сказала отцу за два дня до вечера в гимназии. А когда он согласился пойти?
– Он… да вот… только утром того дня, когда его… когда его…
Утром того самого дня. Так. Интересно. Конечно, это жестоко – травить девчонке душу, но ведь на основе ее слов можно сделать много полезных выводов.
– А кто, кроме тебя, знал, что папа идет на вечер?
Она нахмурила лобик. Напряглась. Напрасно говорят, что дети чувствительнее взрослых. В отдельных моментах они проявляют просто-таки феноменальную выдержку. Быть может, потому, что не сознают до конца трагичности происходящего.
– Кто знал? Кто знал? Ну как… Сережа знал. Юрка-охранник знал. Нет… ему папа не говорит… он сказал только перед самым выездом. Да… еще дядя Адам знал. Он приезжал за день до этого в гости. Папа ему говорил, что, может, пойдет, может, не пойдет. Или по телефону… не знаю.
Я наклонилась к самому уху девочки и сказала:
– Катерина, я задам тебе один вопрос… ты только не волнуйся и постарайся мне ответить. Хорошо?
Она посмотрела на меня широко открытыми глазами и кивнула.
– Когда ты читала Шиллера, куда ты смотрела в этот момент?
– В зал…
– На папу?
– Нет, папы я не видела. Там темно было.
– Все время, пока ты читала?
Она подумала, продолжая морщить лоб, а потом замотала головой:
– Нет, не все время. Раза два там так… посветлело.
– Отсветы со сцены падали?
– Ну да.
– А папу ты в этот момент видела?
– Я все время его старалась разглядеть. Я тебя видела. Я его… его я увидела только… только когда свет снова зажегся и… – В горле девочки сухо хрипнуло, и я опять перехватила ее узенькие плечи и начала гладить по голове. У самой, против воли, комок к горлу подступил.
Она повернулась ко мне и произнесла:
– А ты, Юля… ведь ты можешь помочь… помочь найти, кто убил папу? Он всегда говорил, что от ментов… никакого толку. Ты же… у губернатора работаешь, я знаю… ты можешь помочь.
– Да, я постараюсь, – отозвалась я, и в этот момент в комнату вошел Сережа. В руках он крутил все тот же игрушечный