рассмеялась, но осеклась, когда в кармане ее джинсов что-то забибикало. Сунув руку в карман, она достала дорогой мобильник размером с пару почтовых марок. Я наклонился и взял щена на руки, а Инари развязала свой самодельный поводок, прежде чем отойти от нас на несколько шагов, прижимая телефон к уху.
Какая-то женщина, в развевающейся юбке и фермерской такой блузочке, с обеспокоенным видом ворвалась в студию и почти бегом направилась к Артуро и Джоан:
– Мистер Геноса, мне кажется, вам стоит пройти в гримерную. Это срочно.
Глаза у Геносы округлились, он заметно побледнел. Потом вопросительно покосился на меня. Я мотнул головой – никакой враждебной энергии я на этот раз не ощущал. Он с видимым облегчением перевел дух и повернулся обратно к женщине:
– Что случилось?
Стоявшая у него за спиной Джоан покосилась на часы и закатила глаза:
– Это Трикси.
Женщина кивнула:
– Она говорит, что уходит.
Артуро вздохнул:
– Еще бы она этого не говорила! Что, Мэрион, пошли разберемся?
Они вышли, и Джоан нахмурилась:
– Нет у нас времени на эту примадонну.
– А в иной ситуации было бы?
Хмурое выражение лица сменилось просто усталым.
– Наверное, тоже не хватало бы. Я просто не могу понять эту женщину. Для ее будущего проект ведь не менее важен, чем для любого другого.
– Ну, быть центром вселенной – нелегкая работа. Действующая на нервы.
Джоан рассмеялась, запрокинув голову:
– Должно быть, так. Ладно, давайте займемся делом.
– С чего начинать?
Мы перешли в другую декорацию, изображавшую дешевый бар, и принялись рыться в ящиках с разнообразными бутылками и кружками в поисках подходящих для обстановки. Я поставил щена на барную стойку, и он принялся расхаживать по ней взад-вперед, опустив носик к деревянной поверхности и принюхиваясь.
– Вы давно знакомы с Артуро? – поинтересовался я, выждав с полминуты.
Джоан помедлила с ответом, выставляя бутылки на полку за стойкой.
– Лет восемнадцать или девятнадцать, наверное.
– На вид он мужик славный.
Она снова улыбнулась.
– Вовсе нет, – сказала она. – Славный, только не мужчина, а мальчик.
Я удивленно изогнул брови:
– Как это?
Она повела плечом:
– Он совершенно беззащитен. Он порывист, более страстен, чем может себе позволить, и влюбляется с полуоборота.
– А это плохо?
– Иногда, – сказала она. – Но это возмещается другими чертами. Он заботится о людях. Вот, поставьте на верхнюю полку. Вы и без стремянки достанете.
Я повиновался:
– Чует мое сердце, пиком моей карьеры станет венчать верхушки рождественских елок звездами и ангелочками. Вроде того йети из «Олененка Рудольфа».
Она снова рассмеялась и ответила что-то, но слова ее вдруг сделались для меня неразборчивыми, беззвучными – как реплики учителя из мультяшки. Сердце