волосами. Ты же знаешь, как она любит причесывать мои кудряшки. – Когда до Ливи доходит, она замолкает. Ее бьет дрожь.
Циби начинает понимать: некоторые вещи настолько ужасны, что их не принимаешь. Может быть, это и хорошо. Кто знает, что еще им предстоит вынести? Может быть, ей тоже придется воспитать в себе это умение.
– Ливи, я твое зеркало. – Циби машет рукой вокруг. – С этого момента мы все – твое зеркало.
Кивнув, Ливи закрывает глаза.
– Давай ляжем, ладно? – Циби нечего предложить сестре, помимо сонного забытья.
– Но блохи… – Ливи распахивает глаза.
– Как и мы, они тоже голодные. Нам надо просто научиться не замечать их.
– Но вчера ты…
– Вчера было сто лет назад.
На следующий день они снова идут на место сноса зданий. Перед началом работы Ингрид спрашивает у девушек, кто из них умеет читать и писать. Никто не отвечает. Для Циби уже стало очевидным, что неприметность – единственный способ избежать ее жестокого внимания. Капо впадает в ярость. Она все громче и громче повторяет вопрос. Она не отступает. Отдавая себе отчет в присутствии поблизости эсэсовцев, Циби все же решается подать голос в надежде, что они с сестрой, возможно, получат какие-то преимущества. Если она выйдет вперед, возможно, им не придется работать на месте сноса зданий.
– Я умею читать и писать, – говорит Циби.
– Кто это сказал? – спрашивает Ингрид.
Циби смело делает шаг вперед из строя, глядя прямо перед собой. Ингрид не полька, как другие капо, она немка. Интересно, размышляет Циби, она преступница или политзаключенная – всего несколько причин, по которым гражданин Германии мог оказаться в Польше, в Освенциме. Циби рада, что они с Ливи понимают и даже немного говорят по-немецки.
Ингрид рывком протягивает Циби планшет и карандаш:
– Запиши фамилии и номера всех. И побыстрее!
Взяв планшет, Циби подходит к девушкам в первом ряду и принимается записывать их фамилии. Девушки поднимают рукава, показывая выбитые на руках номера, и Циби заносит их на лист бумаги. Она проворно ходит вдоль рядов девушек и, закончив, вручает планшет Ингрид.
– Все правильно? – спрашивает Ингрид.
– Да, Ингрид.
– Посмотрим. – Капо переворачивает страницу. Водя пальцем сверху вниз, она выкрикивает: – Заключенная тысяча семьсот сорок два, как твоя фамилия?
Девушка с номером 1742 называет свою фамилию. Правильно. Ингрид называет другие номера, получает ответы.
Циби все еще стоит рядом с ней, и Ингрид машет одному из эсэсовцев. Он неторопливым шагом подходит к ним, постукивая стеком по своей ноге. Ингрид протягивает ему список.
– Где ты научилась так красиво писать? – спрашивает он у Циби.
С бравадой, более уместной для жизни в лагере «Хахшары», Циби смотрит на охранника и отвечает:
– Я выросла не в лесу, я ходила в школу.
Бросив взгляд на Ингрид, она замечает, что капо отвернулась, чтобы спрятать улыбку, которая может навредить ей не меньше, чем Циби.
Охранник хмыкает.
– Пусть