наши друзья останавливались здесь – и все было замечательно, все было на сто процентов безупречно, – сказала моя мать.
– Новый хозяин, миссис Рот, все дело в нем. Но я договорился о номере для вас в «Эвергрине» – и там все и впрямь будет замечательно.
И как раз в этот миг послышался грохот аэроплана на бреющем полете в небе над Вашингтоном. Прохожие тут же застыли на месте, а кое-кто из мужчин воздел руки к небу, как будто оттуда, с вышины, прямо в июне посыпал снег.
Всезнайка Сэнди, умевший распознавать любые летательные аппараты по внешнему виду, указав на самолет пальцем, воскликнул:
– Истребитель «Локхид»!
– Это президент Линдберг, – пояснил Тейлор. – Каждый день где-то после ланча он позволяет себе малость полетать над Потомаком. Долетает до Аллеган, летит по гребню Блу-ридж – и до Чесапикского залива. Люди с нетерпением его ожидают.
– Это самый быстрый самолет в мире, – сказал мой брат. – Немецкий «Мессершмитт-110» имеет предельную скорость в триста шестьдесят пять миль в час, а наш перехватчик – все пятьсот. Он «сделает» в бою любой иностранный истребитель.
Мы все, вместе с Сэнди, которому не удавалось скрыть восхищение и восторг, следили за полетом истребителя – того самого, за штурвалом которого Линдберг летал в Исландию на встречу с Гитлером. Самолет постепенно набрал высоту, а затем стремительно исчез в небе. Уличные зеваки разразились аплодисментами, кто-то крикнул: «Ура, Линди, ура!», а затем каждый пошел своей дорогой.
В гостинице «Эвергрин» отцу с матерью досталась одна односпальная кровать на двоих, а нам с Сэнди – другая. Номер с двумя односпальными кроватями – это все, что в такой спешке удалось раздобыть для нас Тейлору, но – с оглядкой на то, что произошло в «Дугласе», – никто из нас не вздумал пожаловаться: ни на то, что на этих кроватях нельзя было как следует отдохнуть, ни на то, что наш номер оказался еще меньшим, чем в «Дугласе», ни на душевую размером со спичечный коробок, добросовестно продезинфицированную и все равно плохо пахнущую. Никто не жаловался, особенно потому, что приняли нас чрезвычайно любезно – приветливая женщина-портье, пожилой негр-посыльный, которого она называла Эдвард Би; Эдвард погрузил наши чемоданы на тележку и покатил ее к двери номера на первом этаже, в его дальнем конце, – отперев которую, он шутливо провозгласил: «Гостиница “Эвергрин” приветствует семейство Ротов в столице государства!», как будто открыл нам вход не в мрачный склеп, а в будуар отеля «Риц». Мой брат глядел на Эдварда Би во все глаза, пока тот возился с нашим багажом, а на следующее утро, встав раньше всех, воровато оделся, подхватил свой блокнот и отправился в холл рисовать негра. За это время, однако же, дежурство Эдварда Би закончилось, правда новый посыльный, тоже негр, хотя и не столь живописный и вышколенный, оказался как натурщик ничуть не хуже: темнокожий, практически черный, с выраженными африканскими чертами лица, – такие негры Сэнди еще не встречались, разве что – на снимках в старых номерах «Нэшнл джиографик».
Большую часть утра