которое позволяет им вмешиваться во все, что происходит на планете, давать оценки политическим режимам и их лидерам, объявлять крестовые походы, манипулировать партнерами, судить и казнить неугодных им, венчая себя при этом лавровым венком спасителей мира. А цель все та же, что была у Гитлера и других, игравших в эти игры до него, – обеспечение исключительных прав на обладание природными богатствами, рабочей силой, территорией и… безнаказанностью. Только методики и технологии сегодня используются другие – совершеннее и в тысячи раз разрушительнее. Глобализация. Или все-таки диалектика?… Но всем таким товарищам, провозглашающим собственную исключительность в экономике, в политике и так далее, важно не забывать, что гомеостаз системы необратим: за хаосом неизбежно наступит баланс, а возмущающие элементы будут исторгнуты навечно. Это не мои слова. Таковы объективные законы мироздания, которые невозможно пересмотреть или подправить для своих нужд, как происходит сегодня, например, с нормами международного права.
В пустыне светает рано. Ян открыл глаза. Он поймал себя на мысли, что грязно-болотный купол полевой палатки уже неделю являл собой неизбежный пейзаж, который встречал его утренние взгляды. За этой оболочкой древняя пустота и дыхание пустыни, шуршание перекатывающегося песка, скрежет мелких камешков – Регистан.
Где-то вдалеке со стороны афгано-пакистанской границы почти стоическое спокойствие нарушили взрывы. Ян настороженно приподнялся. За все время своего пребывания в Афганистане первый раз он услышал звуки войны. В палатку вошел Захид.
– Опять взрывают. Вот зачем они там все время это делают? Ну не воюют же ни с кем. Раздражает уже. Это кочевники. Невозможно привыкнуть. Каждый раз, когда начинают вот это вот делать, внутри все вздрагивает. Уезжать надо, – недовольно и немного нервно произнес проводник пламенную речь, не поднимая глаз от пола, после чего обратился к своему нанимателю: – Дарда вам нашел? Хиндукуш показал вам? В пустыне побывали? Давайте уже хватит. Совсем неспокойно тут. Вы интеллигентный, приличный. Заберут и будут торговаться. А если не выкупит никто, убьют и даже не похоронят. Мне то что. Я старый и местный. Надо ехать в Герат. Переночуем, и потом переправлю к туркменам в Серхетабат, если доедем спокойно. Еще если Гулей потревожат, совсем нехорошо будет.
– А почему иностранные военные не реагируют? Я ведь читал, что они содействуют в патрулировании афгано-пакистанской границы, – удивился Ян.
– Может, кочевники, может, военные… Не знаю, кто взрывает, но от этого знания не легче, – отбрехался Захид.
– Все понятно. Давайте поедем. Только скажите мне, пожалуйста, кто такие эти Гули? – озадаченно и настороженно поинтересовался собеседник.
– Мы в селах еще верим в это. В городах уже не помнят. Они далеки стали от предков. А в том мудрость есть. Я тоже не видел сам, но точно знаю тех, кто видел. Это джины такие… – пояснил Захид и замолчал.
– Стоп.