каляки-маляки под звуки скандала. 1184 серия, Келли и Мейсон опять не разберутся: кто чей сын, и кто кому отец, и в нашу большую комнату набиваются соседки с нашего переулка, любительницы повздыхать и поохать над чужой вымышленной жизнью.
1993
Мне довелось ходить в три детских садика. Первый – ясли на Васильевском острове. Это был первый драматический опыт моей двухгодовалой жизни. Мама довозила меня на санках до дверей, раздевала и отдавала сонную девочку воспитательнице, а сама бежала на Большой проспект, чтобы запрыгнуть в трамвай, увозивший её на занятия в техникум.
Так и вспоминаю: стою на лестнице в колготках и реву, не хочу отпускать худеньких мамулю с папой. Папе двадцать четыре, он стоит серьезный в меховой армейской шапке, а мамуля заставляет себя улыбаться, и машет варежкой. На ней тонкая курточка и аккуратная шерстяная шапочка. Добрые близорукие мамины глаза в квадратной оправе очков смотрят на меня с грустью. Расставаться не хочется ни на минуту, но надо.
Группа небольшая, в памяти запечатлелся пятиэтажный серый дом с холлом и лестницей из семи-десяти ступенек наверх. От посещения этого учреждения у меня остались три – четыре воспоминания.
Вот мы, шестеро мальчиков и девочек, лежим в маленьких кроватках во время тихого часа. Кроватки стоят под арочным пролётом, через который устроен проход из группы в музыкальную комнату. Нянечка подходит к каждому из нас по очереди, и, поднимая одеяла, проверяет наши попки, повторяя, что под кроватками стоят горшочки и мы уже большие детки.
Ясельный обед. Передо мной тарелка манной каши с комочками, её запихивает в меня насильно воспитательница. (Каши, особенно молочные, не переношу с тех пор).
Нет! Сбежать, единственный выход, – сбежать! И после музыкального урока, натянув колготки повыше, устраиваю великий спасительный побег – сердце разрывается от горя, как же к маме с папой хочется! Тёмный коридор, где-то там улица и родители! Плачу! В таком виде меня ловит пожилая нянечка, берёт на руки, утешает и говорит на ушко что-то ласковое. Успокоилась.
Каждое утро я вцепляюсь в маму и прошу её не водить меня в ясли. И после одного случая мама соглашается. Однажды страшная «воспиталка» криками и понуканиями до- водит вновь и себя и меня до белого каления и выставляет меня в майке, колготках и чешках на холодную лестницу дожидаться маму.
До сего дня с того памятного стояния хронический гайморит. Даже уже не реву от холода и ужаса, а тихо превращаюсь в сопливую сосульку. Наконец открывается уличная дверь и там моя Мамочка! В тот же день из Яслей она меня забрала. И впоследствии сказала, что воспитательницу нужно было немедленно уволить за непедагогические методы.
Бог ей судья. Понимаю теперь, что, скорее всего, у нее были проблемы в личной жизни, неустроенность и человек занимался совершенно не своим делом.
***
Тревожно поглядывая в черно-белый телевизор, прабабушка Нина штопает кофту. Танки, люди, выкрики. А я сижу на горшке, издавая «невкусный запах». Ну что поделаешь, в животе тоже революция!