полымя Аввакум
На весь Пустозёрск хрипит:
«Никонская зараза
Люту беду несёт.
Нельзя уступить ни аза,
А то потеряем всё!»
Милости не просила
Эта святая рать.
Хоть велика Россия,
А некуда отступать!
Жёстче царей указов
Дым городов и сёл:
«Нельзя уступить ни аза,
А то потеряем всё!»
В бедности иль в достатке,
В грохоте и в тиши
Проникновенно краткий
Помните, мальчиши,
И пуще храните глаза
Этот завет – спасёт!
«Нельзя уступит ни аза,
А то потеряем всё!»
Август
Сытый год. Пшеница скошена.
Спасы выстроились в ряд.
Отчего б не быть всему хорошему?
«Август» – мне с опаской говорят.
Чу!.. беда с бедой круто месятся.
Не любимцы на своём веку,
Чем мы провинились перед месяцем
С дырочкою «8» на боку?
Иль Пророк не правит колесницею,
Перебрав на дембельском пиру?
Иль своей железною десницею
Мстит нам за предательство Перун?
Или за РОАнское трёхцветие
Пепел класса мёртвого стучит
В сердце месяца последнелетнего,
Вот он и корёжится, кричит?
Иль природа, чуя угасание,
Видит сон в калиновой кровИ.
Ведь она – теснейшее касание
Двух богов – убийства и любви.
Или – кто-то вспомнил – не сегодня ли
Мы Фавор сменили на Форос?
На пренебрежение господнее -
Свет господний. И за это – спрос!?
Не балованы небесной манною.
Всё же, Август, хватит – в глаз и в кость!..
Только звёзды загадожеланные
Так и падают – всё вкривь и вкось.
Небо, небо русское – с прорехами.
Спасу нет от наваждений. Но
Есть медовый, яблочный, ореховый –
Целых три спасения в одном
Августе.
Дворовый футбол
Были наши стихи, как дворовый футбол,
Мы бежали не центром, а бровкой,
Потому что был край, и был тренер-нацбол,
И стихи были – мяч со шнуровкой.
Чтоб витать в облаках – мы не тратили слов,
Кеды были желанной обновкой.
По двору плыли тени от тех облаков.
И стихи были – мяч со шнуровкой.
Забывая читать, мы писали взахлёб
Повторяемой трёхходовкой:
Пас-пас-пас… в кровь у кипера лоб,
Потому что был мяч со шнуровкой.
Ниппель – славо-словесная гладь…
Так писать? Даже думать неловко.
Без судьи и офсайта честнее играть -
Всё на совесть. Как мяч со шнуровкой.
Девяностые
В толпе уродов и калек,
В чумных коростах
Доплыл герой-двадцатый век
До девяностых.
И девяностые – за мной
(Кровавый выжим!),
Я разделил их со страной
И тоже выжил…
Нам сегодня не до