придумали верховую езду, стремена и многие боевые приемы.
Мимо Гульчи, что снова оказалась позади, пронеслась стрела, со злым стуком вонзилась в дерево. Олег не оглядывался, пока конь не вынес на широкую поляну. Затем в его руках мелькнул лук, конь не успел прыгнуть трижды, как пещерник пустил четыре стрелы. Крик послышался, едва исчезла первая стрела. Потом крик стал многоголосым, и топот оборвался.
Гульча догнала Олега. Он невесело оскалил зубы:
– Остановили и умников… Теперь черед осторожных. Эти закроются щитами, навалятся массой. Не остановятся.
В лесу быстро темнело. Ее лицо расплывалось бледным пятном. Голос дрожал, словно тонкая паутина:
– Ночью они не погонятся?
– Они знают окрестные леса, – ответил Олег горько, – а мы нет.
Конь под Олегом ступал осторожно, наконец остановился вовсе, впереди была чернота. Чернота окружала сзади и с боков. Он соскочил на мшистую землю, снял обе седельные сумки, меч. Хотел было снять и седло, большую цену дадут, но передумал – быть бы живу.
– Придется пешком, – сказал он, – останавливаться нельзя.
– А кони?
– Останутся как вира: твой – за Масляка, мой – за Тверда.
Ее сладкий голосок был полон яду:
– Ты забыл вождя, святой пещерник! И стрелами в кого-то случайно попал.
– Тебя красиво обрядили, – бросил он, – и серьги с камушками… Чем не вира?
– А я пойду голой?
– Лето, – буркнул он безучастно.
Он закончил снимать кладь со второго коня, перегрузил на плечи. Гульча пыталась помочь, тащила всякую мелочь на свои узкие плечики. Он чувствовал ее страх и добавил примирительно:
– Тебе можно ходить голой. Красоту грешно прятать.
Гульча с первого шага ударилась лицом о что-то твердое и шершавое, упала – за ногу ухватили сучковатые пальцы. Олег шипел, как рассерженный смок, торопил. Она ревела втихомолку, измученное тело ныло, хотелось есть, воздух стал холодным и сырым, как в погребе.
Внезапно на плечо упала широкая ладонь, голос пещерника шепнул в ухо:
– Замри. Даже не думай шелохнуться.
Она застыла, перед глазами поплыли цветные пятна. Где-то хрустнула ветка, рядом звонко щелкнуло. В полусотне шагов раздался вскрик, затем кто-то застонал протяжно и жалобно. Тетива щелкнула снова, сильные пальцы ухватили Гульчу за руку, она послушно побежала, падала, натыкалась на деревья, слезы лились потоками. Иногда надо было останавливаться, тогда страшно щелкала тетива, и снова бежали через тьму, где за кронами не видно даже лунного света. Один раз услышала сухой стук, в лицо брызнули кусочки коры.
От одежды остались лохмотья. Пещерник стрелял все реже. Наконец они выскочили на слабо освещенную поляну, волхв отбросил было лук, огляделся, тут же подхватил лук и сунул в чехол за спину. Глаза его были дикие, расширенные.
– В низину! Там болото.
Деревья расступились, в холодном свете луны впереди просматривалась черная и неподвижная,