самые отчаянные меры, решалась делать самые необдуманные (с точки зрения остальных) шаги.
Видя положительное восприятие легких ударов учебниками, видя, как каждому от этого становится веселее, девочка подумала попытать счастья и сделать еще один рывок в надежде достигнуть до сих пор не достигнутой ею высоты в общении с социумом ее класса.
Как только прозвенел звонок и учитель вышел, ученики встали с мест и пошли к задней части кабинета, чтобы положить в шкафы учебники по прошедшему предмету и взять по тому, который начинался после перерыва. Книга по логике (а именно этот урок только что закончился) была настолько тонкой, что, даже если бы Маша и ударила по жертве своего детского дружелюбия со всей своей столь же детской силой, эта самая жертва не почувствовала бы особенного дискомфорта.
Это знала она. Это знали все, кто явился очевидцем развернувшихся событий.
Однако для той, на кого был направлен Машин интерес, само зарождение его во всеми отвергнутом ребенке являлось крайним кощунством по отношению к высшей касте, к которой принадлежала и «подвергнутая насилию».
Надо бы заметить также, что, выбери бедная девочка объектом кого другого, события бы не приняли тот ход, который, собственно, все же приняли. Просто Маше, видимо, не могло повезти с ее одноклассниками ни в каком возможном отношении. Казалось, что все попытки были заранее обречены на неуспех, на крах, а данном случае – даже на катастрофу.
Как только Маша переступила через черту дозволенности, как только ее рука опустила тонкий учебник по логике на крепкую макушку одной из самых привилегированных в классе девочек, как только все это произошло – время словно растянулось для бедного ребенка: все последующее развернулось настолько быстро, что вряд ли это можно было бы описать одной секундой.
Между ударом и импульсом в голову той самой «жертвы». Между импульсом и разворотом головы в сторону удара. Между улыбкой, замершей в предвкушении новой потешной драки, и увиденным сконфуженно-радостным лицом одноклассницы. Между этим и между ответным куда более сильным и в разы более яростным ударом – лишь миг, один маломальский момент.
Маша упала. Она могла бы ожидать того, что ее попытка в очередной раз провалится, но она никак не могла бы предположить, что все станет настолько плохо. Обида, бесконечная обида встала комом в горле, не давала вздохнуть, сдавливала, душила и причиняла жуткую боль, от которой глаза щипало и резало, словно стеклом. Лежа на полу, руками сжимая голову, девочка неудержимо заплакала.
Не все люди звери, и я не хочу, чтобы ты утверждал обратное. Это не так. Однако в каждом – даже в чистейшей души человеке – порою проскальзывает некая мысль о крайней жестокости, направленной в сторону своего собрата. Это не является ужасным фактом, это скорее просто обыденность. Вполне нормально иногда желать причинить кому-либо боль. Вполне нормально иногда ее