за помощь, и он уехал. Она просто велела Брейвику закрыть все двери в восточное крыло, и постаралась забыть об этом. Вот только звуки в пустом крыле здания, и слова о том, что труба была повреждена чем-то извне, не давали ей покоя.
Поздно вечером она задержалась у дочери. Та закапризничала, не хотела ложиться спать. Ребёнка явно что-то тревожило. Своей чуткой душой она уже поняла, что происходит что-то странное, что их с мамой жизнь изменилась, она часто была грустна или раздражительна, и плакала порой без всякого повода. Не позволяя себе злиться, Оливия долго сидела у её кроватки, читала ей книжку, а потом напевала какие-то обрывки песенок, которые когда-то пела ей няня. Наконец Мэри уснула, и Оливия тихонько поднялась и пошла к себе. Проходя по галерее, она случайно посмотрела в окно и ясно увидела напротив в окне второго этажа восточного крыла свет, словно кто-то стоял там со свечой. Она какое-то время смотрела туда, пытаясь убедить себя, что ей это только кажется, или это просто отсвет от другого источника света. Но луны в этот день не было на затянутом тучами небосводе, да и каких-либо прожекторов и даже просто зажженных фонарей они уже давно не могли себе позволить. А потом свет вдруг двинулся и переместился к другому окну, словно этот кто-то прошёл со свечой по комнате.
Оливия бросилась будить Брейвика. Сбивчиво она объяснила ему, что видела в соседнем крыле свет. Он вместе с ней вышел в галерею, но окна напротив были уже темны. И всё же он, кряхтя и, наверно, проклиная свою хозяйку, зашёл к себе за ключами и фонарём и пошёл проверить.
Его не было долго, а когда он вернулся, то сказал, что обошёл все комнаты на всех трёх этажах восточного крыла и никого не обнаружил. В его глазах читалось беспокойство. Он явно счёл её сумасшедшей. Она отправила его спать и пошла к себе.
Полночи пролежав без сна, она на следующий день отправилась к Аманде Рочестер. Импульсивная и экстравагантная американка в последнее время стала её близкой подругой. Она единственная из тех дам, что раньше входили в их узкий аристократический кружок, не отвернулась от неё. Она была полна сочувствия и полного презрения к мнению высшего света.
Вот и сейчас, усадив её в кресло у камина в высоком мрачном зале, она поставила перед ней чашку дурно заваренного чая, а сама села напротив, держа в перепачканной краской руке стакан с бренди. Её пепельные волосы были уложены в замысловатую причёску, лицо украшал тщательный макияж, а мятно-зелёную свежесть широкой шифоновой блузы дополнял мерцающий золотыми пайетками широкий шёлковый шарф. Аманда внимательно, не перебивая, выслушала рассказ о её тревогах, странных ночных звуках, свете в окне закрытого и пустого восточного крыла и о загадочной аварии.
– Может, я и правда схожу с ума, – сжав виски пальцами, проговорила Оливия. – Это одиночество, эта нищета, этот страх от одной мысли, что столько лет я прожила под одной крышей с опасным безумцем. Я никому не нужна, меня все избегают. Вчера этот мальчик Том… Он так поспешно бросил трубку, словно, ему противно говорить