его личные потребности, что он обращен к людям, а не занят собой. По мнению этих авторов, самореализация никогда не может быть высшей целью (в терминах гуманистической психологии), напротив, смысл можно обрести лишь в служении чему-то большему или же в любви к людям. «Наполненная смыслом жизнь… означает в высшей степени активное участие и действие, и лишь тогда (как пишет и Х. Хартманн) можно говорить о „созидании смысла“. Но, с другой стороны, человек не может созидать смысл в себе самом, для этого нужен „другой“ и что-то большее и великое, чтобы найти смысл, то есть воспринять его» (Grom, Schmidt, 1975, S. 102). Здесь активное действие является важным элементом переживания смысла, но акцент делается на самотрансценденции и на ориентации на «другое, большее и великое». В отличие от «аллоцентрической установки», «аутоцентрическая установка» – это сокращение всякого смысла до частичного. Смысл понимается как нечто, связанное с активным действием, выводящим за пределы самого себя. К чувству наполненности и осмысленности невозможно стремиться напрямую, напротив, оно всегда сопутствует другой деятельности. «Что-либо наполнено смыслом не потому, что оно делает нас счастливыми – мы счастливы именно оттого, что это что-то полно смысла» (Х. Хартманн). Франкл также пишет: «Человек хочет, в первую очередь, быть не счастливым», а «чего он хочет на самом деле – так это иметь причину быть счастливым… тогда чувство счастья приходит само собой» (Grom, Schmidt, 1975, S. 102).
Смысл существует только во взаимосвязи обоих аспектов, в реализации парадоксальной максимы: «Путь – это и есть цель», в активности движения к цели и в ее обнаружении, в созидании и нахождении смысла, неразрывно связанных между собой. Смысл заключается одновременно в прохождении пути и в нахождении цели, в принципе «малого шага» вместо парализующего принципа «все или ничего» и одностороннего, утопического идеала целостности. Смысл жизни – странничество и постоянное расставание.
В неразрывном единстве созидания и обнаружения смысла оба аспекта взаимодействуют диалектически, так как найденный нами ответ на вопрос о смысле мотивирует нас на определенное поведение, которое, в свою очередь, тоже порождает смысл. По мнению Лея, найденный смысл лишь тогда является конкретным, когда он побуждает к действиям, наполненным смыслом, когда эти действия поддерживают развитие жизни. Смысл, следовательно, можно обрести, но доказать его научно нельзя, поэтому в наше время идеализации научности и требований четких определений понятию смысла уделяется так мало внимания.
Из этого краткого обзора становится ясно: переживание смысла требует как активности в виде малых шагов на «пути», так и целеполагания вместе с восприимчивостью человека к целому. Чтобы быть способным переживать смысл, нам необходимы как действие («actio»), так и созерцание, о-смысл-ение («contemplatio»), «молитва и работа», как предписывало средневековое монашеское правило. Создание смысла, как структурирующая и устанавливающая границы творческая активность, неотделимо