водой, брала себя в руки и садилась завтракать. За трапезой новгородская тетушка Анна Степановна пыталась втолковать девушке ветви семейного древа. Таня терпеливо выслушивала историю судеб совершенно незнакомых ей людей и думала о Крутикове. В своих мыслях она чаще всего возвращалась к их последнему свиданию. Таня вспоминала все до мельчайших подробностей, его взгляды, слова, прикосновения. «Так и не успел прочесть мне свое любимое стихотворение Есенина…» Почему-то именно этот момент вызывал у младшего лейтенанта покраснение глаз и позыв к рыданиям. Таня отыскала на книжных полках тетки томик поэта и много раз про себя повторяла строки: «Заметался пожар голубой, позабылись родимые дали…» В конце завтрака Таня говорила, что все было очень вкусно и очень интересно, одевалась и, выйдя из дома, шла к автобусной остановке, стараясь не глядеть в сторону мусорных контейнеров, где пенсионер Васильев обнаружил тело Сергея.
Прошла неделя со дня похорон, но первое настоящее горе не отпускало сердце девушки. Таня возвращалась с работы пешком, проходя по тем улицам, где они шли вместе, и слезы порой сами собой капали из ее глаз. Сегодня она заглянула в кафе «Русич». Там в последний день жизни Сережи они отмечали свой маленький юбилей. Таню озадачил испуганный взгляд буфетчицы. Назаровой показалось, что женщина чего-то боится.
«Может быть, знает больше, чем сказала следователю. – Назарова подала рапорт, где расписала по минутам вечер, проведенный с Сергеем, и Сиротин допросил хозяйку кафе. – Хорошо бы установить за этой бабой наблюдение», – думала Таня, поднимаясь на второй этаж. Ужинать девушка не хотела, но, чтобы не обижать Анну Степановну, послушно уселась за стол. Тетка по обыкновению свела разговор к воспоминаниям о родственных связях. Таня пила чай и не могла отделаться от испуганного взгляда буфетчицы. Сославшись на усталость, ушла в свою комнату и, взяв томик Есенина, улеглась на тахту. Стихотворение «Заметался пожар голубой…» младший лейтенант давно помнила наизусть. «Был я весь – как запущенный сад, был на женщин и зелие падкий…», – прошептала она и грустно улыбнулась. «Дурачок. Какие женщины? Какие зелья?! Сережа оставался еще совсем чистым мальчишкой. От смущения он даже не знал, куда деть свой табельный пистолет. И если бы не она, так и остался бы в брюках». Таня вытерла глаза, потушила свет и уснула. В пять часов утра ее разбудила тетка:
– Танюша, тебя к телефону. Проснись, милая.
Назарова вскочила в ночной рубашке, спотыкаясь и протирая еще спящие глаза, бросилась к аппарату.
– За тобой вышла машина. У нас двойное убийство и много работы, – услышала она в трубке голос Суворова.
Сидя рядом с водителем и глядя в окно, Назарова пыталась проснуться и настроиться на дело. По свободному от автотранспорта ночному городу домчались быстро. Не прошло и пяти минут, как они въехали во двор шестиэтажного кирпичного дома. Возле парадного стояли две машины управления, и дежурил сержант Карпов. Он и кивнул ей, показывая, что надо идти наверх. В квартире, кроме Виктора Иннокентьевича