Я не каждый день ставлю нового начальника отдела. Надо уважать традицию. Мы же с тобой русаки.
– Спасибо, товарищ генерал.
– Что ты заладил: генерал, генерал. Не на параде. Меня зовут Афанасий Борисович, – сменив начальственный тон на человеческий, сообщил Еремин. Петр взял в руки бокал и, чокнувшись с начальством, залпом выпил.
– Спасибо, Афанасий Борисович.
– Будь здоров и работай, – ответил генерал и протянул Ерожину руку: – Приходи, если что. Поначалу легко не будет. И знай, с меня шкуру дерут и вам поблажки не будет. Работаем с людьми, которым платят гроши, а требуют совать башку под пули. От этого текучка кадров, непрофессионализм и взятки. Но, как говорится, чем богаты… Дерьма в демократической Москве расплодилось, только поворачивайся, а жопу для битья подставлять нам…
– Не с неба свалился. Догадываюсь, – успокоил генерала Ерожин.
– Ну, с богом… И первым делом – моя просьба. – Уже направляясь к двери, Петр Григорьевич услышал: – Грыжину поклон. Я с его помощью молоко на губах сушил.
– Непременно передам, – ответил Петр Григорьевич и вышел в приемную. Секретарша Еремина Лиза проводила нового начальника отдела теплым заинтересованным взглядом. Приход на Петровку моложавого подполковника с интригующей репутацией не остался незамеченным женской половиной управления.
Николай «умирал» вторую неделю. Он для этого не улетел в Африку на львиную охоту, не уплыл на Канарские острова, а по наводке врача из поликлиники Союза Высоких Технологий арендовал зимнюю дачу под Москвой. Недавно построенная на окраине писательского поселка Переделкино дача поражала своим масштабом. На первом этаже располагались гостиная с огромным камином, просторный, совмещенный с кухней холл и тридцатиметровая ванная с джакузи и контрастным душем. Второй этаж занимали три спальни, в одной из них, с видом на хвойный лес, Грыжин и обосновался.
В сумму аренды входила и оплата прислуги. Маленькая сухенькая Тоня каждый день появлялась в девять, кормила его завтраком, пылесосила ковры, подметала, вытирала пыль, готовила жильцу обед и в час дня уходила. Ее появление и исчезновение напоминали фокус. Тоня возникала словно из-под земли и так же нечувствительно растворялась. После часа Николай оставался в одиночестве. И хоть он с молчаливой Тоней ни разу в беседу не вступил, ее уход обреченного предпринимателя огорчал. Присутствие женщины все же скрашивало одиночество.
Бездельничать Николай Грыжин не умел, поэтому составил себе жесткое расписание и неукоснительно ему следовал. Вставал он в восемь, до завтрака быстрым шагом обходил рощу, большое запущенное поле и две дачные улицы. Потом принимал контрастный душ и брился. Глядя во время бритья на свою физиономию, с тревогой пытался обнаружить внешние признаки неизлечимой болезни. Но таковых не находил. Наоборот, его лицо от сельской жизни розовело, а щеки начали даже немного лосниться.
В девять тридцать Тоня подавала завтрак. На неоднократное предложение хозяина присоединиться