было трудно, что парочка озабочена, – по существу, даже представление самого процесса в исполнении этих деятелей представлялось кощунством, да что там, колебалась сама актуальность темы (в те года исключительно «резвился бес в отрогах чресл»). Однако не те ребята, тетя окаянно стрельнула взглядом в нашу сторону и заржала пуще, надо думать, приглашая и нас оценить остроту. И каково мы? – пас был взят. Первым отреагировал Емеля, он, как-то величественно ссутулившись, вперил заинтересованный и здесь же вялый взгляд и лаконично вякнул:
– И непременно рачком-с.
В глазах существа незамедлительно ерзнул бравый блик. Вдруг взбодрилась осанка, ей богу, несколько налилась грудь и, черт возьми, в глазах отдаленно мелькнуло то чудесное таинство, что и составляет гораздо факт женского обаяния.
– Позвольте внести дополнение, господа (отмечу: этот набор букв в те годы напрочь не произносили) – очень уместно было бы применить кондон (я не слышал более, чтоб это слово произносили с таким амбрё). – Поверьте мне, голос мадам звучал теперь вполне румяно.
Разумеется, я не мог пройти мимо обстоятельства.
– Смотри сюда, – как можно небрежней прозвучал я, – делаешь вот так… – Я продемонстрировал несколько непристойных, но оригинальных жестов, которые имели хождение в среде моих свердловских приятелей. – Кондон же непременно с квакушкой, японский – Свиридов будет рыдать от зависти.
Особь взвыла от восторга.
– Один ноль в твою пользу… – изрекла, оклемавшись, органон. И добавила, жеманно потупив взор и кокетливо отмахнув ладошку: – Несносный!
Я гордым взглядом обвел друзей, прихватив, разумеется, и очередь. Таковая дружно и благосклонно заурчала – в глазах, устремленных на меня, я прочитал дань уважения не только к явно цивильному, не иначе материковому облику, но и личному потенциалу. У меня явно прорастали крылья.
– И желательно в гамаке, так сказать для корректности. – Я парил.
– Это по фене? – в пароксизме ликования запросила мадам.
– Кто по фене ботает, тот по помойкам лётает! – державно влупил я.
Субъект зашлась совершенно уже истерически и, чуть ожив, азартно хлопнула меня по плечу в знак, конечно, великого расположения, собственно, как ближайшего друга по жизни.
– Два ноль, – сквозь туберкулезный кашель прорыдала вещество. Слезы счастья струились по немытым ланитам.
Предыдущий домогающийся, сами понимаете, отдыхал. Впрочем, я великодушно не стал пользоваться моментом и дальнейшее развивалось в платоническом наклонении.
Мы продолжили окучивать уже общих страждущих. Наперебой пылили запасенными дома анекдотами, на что народ удовлетворенно клокотал, и возбужденные этим пускались в пафосно-снисходительные комментарии относительно расположенного окрест – мы щедро оделяли окраину империи своим присутствием. Казалось, основной перец выдохся – однако