погиб Лес. Известно, что все деревья между собой были соединены корнями в единую паутину, по которой, как предполагается, могли передаваться пища, вода, информация. Возможно, эта нервная система просто не выдержала гибели столь значительной части Леса. Но Лес существовал десятки тысяч лет, за которые его взрывали метеориты, сжигали молнии, и выжил. Иногда мне кажется, что это было самоубийство. Не сумев объяснить нам себя, Лес просто перестал бороться за существование… Древние люди, узнав о поражении, сами уничтожали себя, чтоб не достаться врагу. Или Лес вымер как десятки миллионов туземцев, уничтоженных европейцами, – лишённые земли, веры, свободы, – лишённые смысла жить, – они вымирали, но не убивали себя2.
А испытуемый после всей этой информации вновь видел искалеченных людей, гибель возлюбленной, обглоданные трупы, вынесенные спецмашинами. Здесь кандидат проходил главный тест: чувство жалости к людям не должно было значительно превысить чувство сострадания к гибели внеземной цивилизации. Если же оно превышало допустимый порог, или тем более превращалось в ненависть к Лесу, экзаменуемый отчислялся как неспособный принять чуждую правду.
Глава четвёртая
Я мучительно думал, стоит ли писать о ней. Слишком личные это слова и далеки они от больших событий. Но определив целью книги свою правду, я обязан описать всего себя; став волей судьбы одним из тех проводников, по которым прошёл ток большой истории, обязан объяснить своё внутренне устройство тех месяцев, свои личные чувства и мысли, которые, уверен, влияли на большие решения.
Правильные черты лица, короткие русые волосы, тонкие пальцы рук. Под тонким голубым shиlk рубашки и брюк проступало длинное худое тело, маленькие нацеленные груди. Словно кто-то провёл по мне по животу тёплой ладонью. Волнение, как взрывная волна, ударило дрожью в тело. «Что же делают психологи с нами?!», – раздражение словно кислота пожирало восхищение красотой; я искал и находил слишком тонкие губы, что уши топорщились, и, пожалуй, были великоваты. В её серых как сибирский гранит глазах были плотно сжаты, как вещество в сердце планеты, в одно чувство любопытство и волнение. Коренная сибирячка Елена. Как большинство коренных сибиряков она была высокого роста, тело её было вытянуто из-за меньшей чем на Земле гравитации и походило на людей с поздних портретов Эль Греко.
Она улыбнулась. За секунду покраснев я очнулся, хотел бы написать «началось обычное собеседование», но как расщеплённое двигателем корабля мёртвое пространство космоса горит и бушует, так моя покойная душа горела и бушевала.
Внешне, как мне казалось, я оставался естественно спокоен, только иногда, пойманные её взглядом, растягивались слова и запинались буквы. Почти незаметная улыбка приподнимала уголки рта, и я совершенно терялся, понимая, что сквозь моё напускное спокойствие она видит так же ясно смятение души, как электронный телескоп сквозь звёздную