пациентом и аналитиком, дающий возможность целенаправленно работать в аналитической ситуации» (Greenson & Wexler, 1969, цит. по: Samuels, 1986, p. 186). Эндрю Самуэлс отмечает, что Юнг обосновал этот принцип еще в 1930-е годы, когда он писал: «В действительности же в таких делах все зависит от человека и мало, или вообще ничего, от метода» (Юнг, 1994, с. 152). Подход Юнга к психоаналитической терапии с акцентом на человеческом измерении анализа существенно отличался от фрейдовского. Значение «реальных» человеческих отношений в анализе подчеркивают многие юнгианцы (см., напр.: Якоби, 1996; Гуггенбюль-Крейг, 1997), но при этом они фокусируют внимание на необходимости исследования бессознательных мотиваций и сохранения аналитической установки. По-видимому, исторически сложилось так, что юнгианская традиция в большей степени защищает от серьезных нарушений границ, чем фрейдистская. В конце прошлого века серьезность этой проблемы была признана и в рамках фрейдистской традиции, что дало толчок для проведения интересных исследований[24].
Винникотт расширил классическое понимание аналитического пространства как защищенного места для осуществления переноса, предложив концепцию «удерживающе-фасилитирующей среды» (holding-facilitating environment), без которой, согласно его взглядам, не может быть эффективной терапии. Винникотт утверждает, что создаваемая в анализе по строгим правилам защищенная среда позволяет пациенту исследовать пределы доступного пространства, прорабатывать возникшие в раннем развитии глубинные проблемы, а не замыкаться на поверхностных симптомах. «Холдинговая» техника, предложенная Винникоттом, открывает переходное пространство, поощряет творческую деятельность пациента, восполняющую неразвитость и незаполненность этого пространства. Само присутствие аналитика, настроенного на эмпатический резонанс, называют переходным, или потенциальным, сравнивая его роль с ролью матери, присутствующей рядом с играющим ребенком, активно не вторгаясь в его деятельность (Кейсмент, 1995). В контексте аналитической психологии это звучит так: присутствуя в аналитической ситуации как реальный человек, аналитик в то же время «служит инструментом Самости» (Якоби, 1996). Это, в частности, означает контейнирование и недопущение конкретных форм реализации инцестуозных отношений, «естественной формы союза противоположностей» (Jung, CW, v. 14, par. 108). Поэтому аналитический процесс «противоестественен» – «opus contra naturam» (Jung, CW, v. 16, par. 469). Исследуя эдипальную природу аналитического пространства, Роберт Янг подчеркивает, что «рамка держит инцест в узде» (Young, 1998). Кеннет Ламберт сравнивает в этом смысле работу аналитика с пастырским служением: аналитик проводит пациента через ритуал, вводит в рамку, в которой пациент чувствует себя безопасно и может свободно экспериментировать, проходя через психический анализ и синтез (Ламберт, 2004).
Эти рассуждения возвращают нас к проблеме профессиональной идентичности. Особенности аналитического пространства требуют от аналитика определенных способностей. Прежде всего, аналитик должен сопровождать пациента, «не сбиваясь