увидел характерные следы поэтических исканий – многочисленные зачеркнутые варианты.
– Но вот чистовик, – сказал Маккул, протягивая страничку.
«Моя дорогая жена, – начиналось письмо. – Как трудно подобрать слова прощания с той, кого я люблю больше всего на свете…»
Хорнблауэр читал с трудом, как сквозь пелену тумана. Одно, впрочем, было ясно: это и впрямь всего лишь письмо от мужчины женщине, которую тот больше не увидит. В конце говорилось: «Я добавил скромный стишок, чтобы ты и через много лет помнила меня, ненаглядная. А теперь прощай, до встречи на небесах. Твой муж, верный и в смерти, Барри Игнациус Маккул».
Далее следовало стихотворение:
Небесный сонм! Свершаю смертный путь.
Когда б поднять и круто повернуть.
В град бессердечный утекает жизнь,
Ликуют злые силы, им унизь!
А вверх вздымайся, к стрелке часовой,
Спешащей в путь свой вечный круговой,
К неотвратимому движенью вспять
Управа. Будет адский огнь пылать,
Когда главу поднимет элемент
Се мой и мне подобных монумент.
Хорнблауэр перечитал выспренние невразумительные вирши, поражаясь их мрачной образности. Впрочем, сказал он себе, вряд ли ему самому удалось бы за несколько часов до смерти сочинить хоть одну осмысленную строку.
– Адрес на обороте, – сказал Маккул, и Хорнблауэр перевернул лист. Письмо предназначалось вдове Маккул, на такой-то улице Дублина. – Вы принимаете мой залог?
– Да, – ответил Хорнблауэр.
Ужасное свершилось в предутренние часы. «Команде присутствовать при казни». Пропели боцманские дудки, на шкафуте собрались матросы, глядя прямо перед собой. Поперек палубы выстроились морские пехотинцы. Ряды и ряды белых лиц – вот что увидел Хорнблауэр, выводя на палубу осужденного. При появлении Маккула послышался ропот. Корабль окружали шлюпки со всей эскадры, наполненные людьми: им надлежало быть свидетелями экзекуции, но также, в случае возмущения на палубе, немедленно штурмовать «Славу».
Меловой круг и стоящий в нем Маккул. Сигнальный выстрел; топтание десяти матросов, тянущих линь. И Маккул умер, как обещал, без единого слова.
Тело болталось и крутилось в такт корабельной качке, обреченное оставаться здесь до темноты, в то время как Хорнблауэр, бледный, измученный, занялся поисками каботажного судна из Бриксема в Дублин, чтобы довершить свою половину сделки. Однако его намерению не суждено было исполниться, а мертвецу – провисеть до положенного срока. Ветер сменился на северный, явно собираясь стихнуть. Западный ветер запирал французскую эскадру в Бресте; северный мог выпустить ее оттуда, и Ла-Маншской эскадре следовало поторопиться на свой пост. С флагмана полетели сигналы. «На шпиле стоять! – заревели боцманматы на двадцати четырех кораблях. – Все наверх паруса ставить!»
Под взятыми в два рифа марселями корабли выстроились в линию и двинулись через Ла-Манш. На «Славе» прозвучал еще один приказ: «Мистер Хорнблауэр, распорядитесь, чтобы это