первоначальном плане ехать на Лукьяновку, подальше от поминального застолья. Он грубо настаивал на том, что Ленц, увлекающий его на поминки, окончательно рехнулся и не отдаёт себе отчета в своих действиях.
– Ты там совсем с ума сошёл, – горячился он, – сейчас пьяные припрёмся вдвоем… Счастье-то какое на голову родным…
– Ты не прав, Володя. Во-первых, мы не пьяные, а выпившие, и наше состояние не является аномальным в этих обстоятельствах. А во-вторых, это только на обычных посиделках лишний, тем более незнакомый гость – обуза. Поминки другое дело. Там каждую голову считают. Чем больше поминающих, тем как бы величественнее сам покойник. Также важен социальный статус присутствующих. Вот тебя ведь наверняка знают в доме как человека порядочного.
– Что ты мелешь? – недовольно перебил друга Лутковский.
– Неужели за порядочного не держат? – хмельно улыбнулся Ленц.
– А за что меня считать порядочным человеком? – пожал плечами Лутковский, – вот если бы родня Олега сейчас услышала, о чём мы с тобой разговариваем, то наверняка набила бы нам наши гнусные рожи, или, в крайнем случае, наплевала бы в бесстыжие глаза.
– За что? – возмущённо удивился Ленц.
– А ты считаешь, не за что?
– Конечно, не за что. То, что я не сочувствую родственникам этого Глоты, не значит, что я совсем пропащий человек. Наверное, если бы издох я, то и они вряд ли искренне посочувствовали бы моим близким. Скорее всего, поинтересовались бы обстоятельствами смерти. Сказали бы дежурные слова о том, что нужно крепиться, и занялись бы своими повседневными заботами. Это не цинизм. Это самозащита человека.
– Нет, я с тобой точно не пойду туда – решительно заявил Лутковский.
– Это отчего же? – театрально изумился Ленц – отчего именно со мной не пойдёшь? – буйно спросил он Лутковского.
– Ещё не хватало, чтобы ты там бутылку украл.
– Ничего не проси. Сами дадут, – неточно процитировал Булгакова Ленц.
– Этого только не хватало. Тебе что, на бухло не хватает? – возмущенно буркнул Лутковский.
– Экий ты непонятливый, – осуждающе посмотрел на друга Ленц.
– Ну что еще? Я действительно не понимаю.
– Идем, спустимся за поминальный стол – и через десять минут всё поймёшь. Ведь всё по настроению, и по моему, и по твоему настроению, как я понимаю.
– Ну вот откуда ты знаешь о моем настроении? – возмущённо дёрнулся Лутковский.
– Да вот оттуда. Иначе не стал бы ты с порога докладывать мне о своих замыслах написать повесть, да еще жаловаться на то, что эта повесть упорно не пишется. А между прочим, вот тебе тема, вот тебе «тыл» под самым носом, во всей пугающей и необузданной красе.
– Вот еще, – смутился Лутковский, – я не о том хотел писать.
– А о чём? О том, как богемные барышни вяжут солдатам носки?
– И об этом тоже…
– Так об этом тысячу раз писали, – перебил Лутковского Ленц, – ты лучше сходи на поминки, спустись, послушай о чём говорят мужики и бабы. Не дамы и господа, паны та панночки, а именно мужики и бабы, а также