уже вышли на улицу.
Костя видит, что Оля слушает и смотрит на него совершенно как обычно. И веет от нее непроницаемостью и равнодушием.
И тут он не выдерживает. Нет больше сил терпеть.
– Слушай, то, о чем мы вчера говорили… – ах, как же ему хочется…
– О чем? – спрашивает Оля.
Костя бросает на нее взгляд, а затем отворачивается и разочарованно-добро махает рукой в сторону; мол: а! – ладно!
«Как только я заговорил о любви… она не хочет».
Он весь разомлел, весь. Робость так жарко прилила к лицу. И все это происходит с ним не смотря на то, что он не хочет отношений – это так, да; действительно. «Надо продолжить, надо продолжить…»
– Ладно, я не закончил… Так вот… после всей этой «расхвалы», дня через два объявили список финалистов… ну этого нового конкурса, куда этот писатель отправил. Он там себя не увидел, но несильно опечалился – раз ему так намекнули и дали понять.
– А что дали понять? – как-то странно спрашивает Оля.
– Ну ясное дело, что… чтобы он не расстраивался, подождал еще немного и отправил в конце года на «Литиздат»… Куда он изначально хотел, понимаешь? И где он ничего не снискал пока – но она более крупная. И Уртицкий как бы дал ему понять, что может повлиять на решение жюри, поняла?
– Да.
– Он же расхваливал его вместе с женщиной, которая входила в состав жюри. Так вот. Парень уже здорово надеялся. Однако так вышло, что «Литиздат» расформировали в конце года. Вот так.
– О ком идет речь? Я знаю этого человека?
– Да. Может, ты его и помнишь. Это тот парень, который встречается с Настей Ливчишиной. Илья Колганов его зовут. Я его совсем плохо знаю и если честно… особо и не горю желанием знать, но… эту историю я помню. Хм… Колганов, наверное здорово возмущался после всего этого. Ну как он умеет… И забито и загнанно одновременно. Он же… специфическая личность. Ты хоть вспомнила, о ком я?
Оля отвечает, что помнит, да. Это такой парень с длинными волосами. Немногим короче, чем у самой этой Насти.
– Ну и что, он возмущался? Высказал Уртицкому все, что о нем думает?
– Вряд ли, – отвечает Костя. – Да и что бы он мог предъявить Уртицкому. Пауза.
– Да этот Илья же незрелый мальчик совсем… – говорит Оля строго, опять равнодушно и даже чуть пренебрежительно.
Незрелый мальчик! – схватывает Левашов.
– А это здесь причем? Я же рассказываю тебе просто суть саму. Но когда я обращался к Уртицкому, я, конечно, надеялся, что у меня будет другая судьба, – оговаривает в довесок.
– Будем надеяться, – говорит Оля.
«Ага! Будем надеяться!»
– Да. Конечно, – отвечает. А затем сдавленно думает про себя: да ведь если его напечатают и дадут премию в двести тысяч… что это изменит?
И озвучивает это Оле.
– Нелегкая жизнь писателей.
– Ну да. С одной стороны, я, конечно, всегда был к этому готов. Но с другой… иногда хочется роптать, честно. Даже ныть.
– Да?