суждений критик Владимир Стасов, обожавший Репина и ненавидящий всю «школу» А. Бенуа, в 1902 г. так описал свое впечатление об этом портрете: «Сидит у стола кошка в дамском платье, ее мордочка в виде круглой тарелки, в каком-то рогатом головном уборе, тощие лапы в дамских рукавах протянуты к столу, но она сама смотрит в сторону, словно поставленные перед нею блюда не по вкусу, а ей надо стащить что-нибудь другое на стороне, талия ее, весь склад и фигура – кошачьи, такие же противные, как у английского ломаки и урода Бердслея. Невыносимая вещь!»[21] Стасов, впрочем, не любил всех художников, близких к А. Бенуа, называя их декадентами. Особо ему претили Сомов, Врубель и Бакст – работы последнего он называл ужасными. В разгромной статье «Две декадентские выставки», опубликованной 19 и 25 апреля 1903 г. в номерах 106 и 112 издания «Новости и биржевая газета», где упоминается вышеописанный портрет Анны Кинд-Бенуа, достается и супругу: про Александра Бенуа-художника сказано, что тот «понятия не имеет о строении человеческого тела» и что у него «полное отсутствие чувства колорита». Но на то они и критики, чтобы критиковать, особенно всё новое и необычное.
«Вы представить себе не можете, как обрушилась печать и публика на мою несчастную “Даму” с апельсинами! Ужас! Ругань неимоверная […], а публика на выставке просто беснуется!» – написал испуганно Бакст своей невесте Любе Гриценко[22].
Философ Василий Розанов о героине того же портрета Бакста написал иное: «Стильная декадентка fin de siecle[23], черно-белая, тонкая, как горностай, с таинственной улыбкой, а 1а Джиоконда, кушает апельсины»[24].
Леон Бакст. Ужин (А. К. Бенуа), 1902 г. (фрагмент).
Грация и легкость в Анне Карловне сочетались с рациональной домовитостью и умением крепко держать бразды правления семьи – здесь, видимо, сказывалась наследственность – немецкие корни. Отец Анны, Карл фон Кинд, сын иммигрантов из Саксонии, был дирижером оркестра Императорского театра, а значит, знал толк также и в управлении.
Бенуа были законодателями во многих аспектах домашнего быта, даже, говоря сегодняшним языком, – в дизайне интерьеров. Чего только стоит введенный в моду в Петербурге термин «блё Бенуа» (bleu Benois), обозначавший глубокий оттенок синего цвета. Как вспоминал Александр, еще в просторной столовой его родителей стены украшали «ярко-синими “дамаскированными”» обоями. Прочность этих обоев была такова, что они простояли без переклейки с 1848 г. и до самого оставления нашей квартиры в 1899 году»[25]. Этот «блё Бенуа» стал тенденцией в дореволюционном петербургском обществе, а для Александра Бенуа он превратился в некую визитку их дома: во всех последующих квартирах хотя бы одна из комнат становилась синей[26].
Собор св. Николая Чудотворца и Богоявления
Дом Бенуа был огромен, по европейским меркам его смело можно было назвать «палаццо». Правда, жила в нем не только семья Александра Бенуа, но и семьи немалочисленных