в несколько месяцев истощает человека на несколько лет, будет получать те же 200–300 рублей, что и средний хороший токарь, то какой токарь пойдет в министры? – недоумевал он. – Получается нечто вроде донаучного, ребяческого коммунизма: “Всем поровну”… Хороша, между прочим, и “сменяемость в любое время” выборных чиновников. Сидит в районе большинство, скажем, большевиков – и все должности заняты большевиками. Перетянули меньшевики несколько сот голосов, получили перевес – и всех большевиков долой; хорошо ли, плохо ли делали дело – не важно, “сменяемы в любое время”. Что, кроме господства голой демагогии, может получиться из такой сменяемости?»
Формально тактически Богданов ошибся: «Республика Советов» возникла в России уже через полгода и просуществовала более 70 лет. Но по существу он был прав. «Власти нового типа» в СССР так и не возникло. Де-факто Советы очень быстро оказались нежизнеспособны и большую часть своего существования играли декоративную роль при диктатуре верхушки партии коммунистов.
События 25 октября 1917 года в Петрограде поставили перед Богдановым вопрос – с кем идти дальше? Он был не из легких.
В самом деле, к власти пришла партия, у истоков которой находился он сам, в которой до сих пор состояли многие из его друзей и которая – и это самое главное – декларировала своей целью достижение социализма и коммунизма. Но какого социализма? Каким путем к нему теперь идти и какими способами создавать? В этом Богданов снова не сошелся взглядами с Лениным и его единомышленниками.
Сильные колебания были, например, у его друзей – Красина и Луначарского. Но они все же остались «во власти» до конца жизни.
С Богдановым было иначе. «Революция застала меня в Москве; там я сначала писал политически-пропагандистские статьи; в одной из них в январе 1918 года поставил диагноз военного коммунизма», – отмечал Богданов в своей автобиографии. Но сначала вернувший «во власть» Луначарский предложил ему работать в Наркомпросе. Богданов отказался. В письме к Луначарскому от 19 ноября (2 декабря) 1917 года он изложил свои взгляды на то, что произошло в России. В этом письме он, наверное, одним из самых первых употребил выражение «военный коммунизм». «Корень всему – война, – писал Богданов. – Она породила два основных факта: 1) экономический и культурный упадок; 2) гигантское развитие военного коммунизма. Военный коммунизм, развиваясь от фронта к тылу, временно перестроил общество: многомиллионная коммуна армии, паек солдатских семей, регулирование потребления применительно к нему, нормировка сбыта, производства… Атмосфера военного коммунизма породила максимализм…»
По Богданову, если раньше партия большевиков была пролетарской, то «революция под знаком военщины» исказила ее природу: она стала «рабоче-солдатской», а объективно – просто солдатской. «Логика казармы, – продолжал он, – в противоположность логике фабрики, характеризуется тем, что она понимает всякую задачу как