государя в первое время нового царствования его учителя К. П. Победоносцева, С. С. Ольденбург не был склонен преувеличивать такое воздействие; правда, делал соответствующий вывод с опорой всего на два не вполне объективных источника. Гораздо более важное замечание историка касается первых контактов Николая II, уже императора, с представителями высшей бюрократии. В ходе этого общения молодой государь продемонстрировал свою осведомленность в основных вопросах государственной жизни. В книге отмечается свойственная монарху в начальное время царствования гораздо более открытая, нежели у его отца, манера вести себя на публике. Из первых кадровых решений автор описывал две отставки – И. В. Гурко с должностей варшавского генерал-губернатора и командующего войсками Варшавского военного округа (по версии историка – с оговоркой, что это предположение непроверенное, – за попытку надавить на императора) и А. К. Кривошеина с поста министра путей сообщения (из-за подозрений в его коррумпированности; сын первого отставника – В. И. Гурко, знавший обстоятельства этого дела, – в эмиграции рассказал С. С. Ольденбургу, что сам Кривошеин не ведал о тех махинациях, которые вершились за его спиной).
Автор абсолютно убежден в том, что направлявшиеся на высочайшее имя земские адреса, по поводу которых Николай II произнес 17 января 1895 г. свою знаменитую фразу о «бессмысленных мечтаниях», имели конечной целью вовсе не защиту от административного произвола, как это пытались выставить их авторы, а именно конституционалистскую перспективу (об этом подробнее говорится ниже, в соответствующей части настоящего исследования). С. С. Ольденбург фиксировал негативную реакцию на царскую речь со стороны большинства «образованного общества», сообщал о слухах, приписывавших ее авторство Победоносцеву или министру внутренних дел И. Н. Дурново. Но главное, историк воспринимал выступление Николая II перед депутациями именно как рубежное для его царствования, причем не столько в плане четкого обозначения им идеологии собственного правления (хотя и об этом тоже говорится в книге: автор называет речь «актом политической честности»), сколько в смысле начала «нового роста революционной агитации»[1].
В советской историографии первым опытом не пропагандистского, а научного обращения к начальному периоду эпохи Николая II стала монография П. А. Зайончковского «Российское самодержавие в конце XIX столетия (политическая реакция 80-х – начала 90-х годов)».
В ней автор, ссылаясь на дневники В. Н. Ламздорфа, А. А. Половцова и вел. кн. Константина Константиновича, а также на памфлет В. П. Обнинского «Последний самодержец», описывает жизнь наследника незадолго до его вступления на престол. Указанные источники (кроме, разве что, замечания великого князя) предопределяют и оценочные суждения историка. Исследователь считает, что идейная направленность царской речи 17 января 1895 г. явилась результатом длительного воздействия на цесаревича со стороны издателя-редактора