теории тех времен, кормление грудью было золотым стандартом для младенца, и ни один специалист не мог допустить, что у ребенка может быть непереносимость материнского молока из-за аллергии к нему. В один голос они настаивали на том, что ребенка необходимо продолжать кормить грудью. Когда мы с Мариной жаловались на то, что наш сын плохо спит, все они опять единодушно авторитетно заявляли, что мы не должны его баловать, и советовали не подходить к нему, когда он в очередной раз будет плакать ночью. Мы принимали этот совет скептически и не следовали ему, но однажды, после многих бессонных ночей, мы решили последовать их совету и посмотреть, что произойдет, если мы не станем обращать внимания на его плач и «дадим ему выплакаться». Последствия нашего эксперимента были катастрофическими – Сашенька продолжал плакать не переставая и к утру он совсем охрип. С глубоким чувством вины за то, что мы «издеваемся» над нашим бедным ребенком, Марина схватила сына, прижала его к груди и стала успокаивать. Положив головку на плечо матери, «объект эксперимента» моментально уснул.
Со временем непереносимость молока нашим сыном дошла до такой степени, что к 6 месяцам его жизни мы с Мариной были в полном отчаянии от того, что все наши попытки выбрать правильное питание были тщетными. Саша худел с каждым днем. В день, когда ему исполнилось полгода, его неполноценное питание стало причиной диареи. Его состояние ухудшилось до такой степени, что мы были вынуждены госпитализировать его в больницу. Пока врачи лечили его по поводу проблемы с питанием, на третий день пребывания в больнице наш сын подхватил воспаление легких. Наблюдая его страдания и не в состоянии ему помочь, Марина и я находились в состоянии хронического стресса. Еще через два дня Саше стало совсем плохо: у него поднялась температура, и он стал часто дышать. Теперь он уже боролся за жизнь.
Во время очередного обхода врач сказал, что для того, чтобы спасти ребенка, нам нужно достать иностранный антибиотик, сигмамицин. Мне удалось достать его после долгих упрашиваний, заискиваний и унижений перед бюрократом, которому было поручено распределение лекарств, «купленных за валюту». Прибежав в больницу, я застал Марину у кроватки ребенка, когда она прикладывала к его лбу холодный компресс. Полностью сосредоточившись на уходе за Сашей, она не плакала и не ответила на мое приветствие, не заметив, когда я пришел. Бессознательно она заблокировала все мысли о том, что может случиться дальше, и думала только о том, что происходит в данный момент. Я так не умел.
Покинув комнату, я отправился к медсестре и отдал ей весь драгоценный десятидневный запас антибиотика, который я имел большое счастье раздобыть. После того, как Саше вкололи первую дозу сигмамицина, медсестра занялась нащупыванием вен для внутривенного введения жидкостей. Несколько ее попыток найти вену не увенчались успехом, поскольку все они были исколоты предыдущими неудачными попытками найти вену. Тогда, вместо внутривенного вливания лечащий врач назначал Саше капельное