девушки, проданной в бордель, до известной пожилой художницы, умирающей в одиночестве в своей квартире в Париже.
Тот год, когда мне был подарен этот календарь, давно канул в лету, но одна из фотографий, вырезанная из этого календаря прочно заняла место на одной из стен всех моих квартир, которые мне пришлось поменять за время жизни и работы в Китае. Она стала своеобразным символом моей комнаты, как своеобразный протест против ханжеской морали. Но по-прежнему мои новые друзья, приходя ко мне в гости, начинают разговор с удивления:
– Вам нравится Гун Ли?
После чего я вынужден отвечать:
– К сожалению, у меня еще не было возможности познакомиться с этой великой китайской актрисой лично, потому что она в дурных телесериалах, где я вынужден работать, не снимается.
С портретом знаменитой китайской киноактрисы Гун Ли
Фото из личного архива автора
А мои старые китайские друзья, вновь посетив меня, с улыбкой отмечают:
– Она все еще здесь.
– К сожалению, я еще не смог найти ей замену, – отвечаю я.
Разочарован ли я резким поворотом в своей собственной судьбе? В этих обстоятельствах, пожалуй, нет. Во время работы актером приходится знакомится со многими людьми, и мне постоянно задают разные вопросы:
– А в России вы тоже были артистом?
Я отвечаю:
– Нет…
А про себя добавляю:
– «… но в России все артисты, начиная с так называемого «первого президента», который мог поспорить даже с великими дирижёрами в области управления оркестром».
Задают и такой вопрос:
– Нравится ли вам работать актером?
Я отвечаю:
– Пожалуй, да. Интересно, хотя очень трудно.
А для русских собеседников добавляю:
– Очень похоже на сенокос.
– На что?!… – следует после этого недоуменный вопрос, и шея собеседника вытягивается.
– На сенокос. Наша семья в 50-е послевоенные годы жила на окраине города, детей было много, держали корову, поэтому приходилось обеспечивать кормилицу сеном на зиму. В семье все умели косить, даже девочки. Это была трудная работа, но было приятно видеть результаты своего труда, а еще более приятно воспринималась детско-юношеская романтика косьбы по утрам. «Коси коса, пока роса», – отец твердо придерживался такого принципа и никогда не уродовал себя и своих детей косьбой на жаре, поэтому… безжалостно поднимал с рассветом в 4 – 5 часов утра.
Бытует мнение, что актер – это человек, который навсегда остается ребенком, может быть поэтому я сравниваю эту работу с сенокосом в моем ушедшем детстве. Все, что было там, а именно: романтика неустроенной кочевой жизни и тяжелая, до седьмого пота в прямом смысле, работа, поскольку приходится сниматься на сорокоградусной жаре, после чего рубашка становится белой от пота, или в жуткий холод в неотапливаемом помещении, когда зуб на зуб не попадает, а ты не только должен