type="note">14, расшитую серебристыми бубенчиками, и остроносые шоссы15 в желто-зеленую полоску, кастильский менестрель напоминал Ивару диковинную птицу пситтакус, что довелось ему видеть однажды у фламандского торговца Жана де Ланга.
– Нет, мой милый Граций, – спокойно возразил каноник Адам на ехидное замечание менестреля, – нет таких вещей, что не были бы отражены в Писании, ибо, как говорил Екклесиаст, сын Давидов, нет ничего нового под солнцем: что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться.
– А как же mundus senescit?16 – хитро прищурившись, спросил Граций. – Как же Гонорий Августодунский с его шестым возрастом мира, возрастом дряхлости? Сам Дуранте дельи Алигьери уподоблял наш мир плащу, ежечасно укорачиваемому беспощадным Временем. Или же, как писал великий Гийо из Провенса: в стародавние времена люди были красивы и высокорослы, ныне же суть дети и карлики. Взгляните окрест: наука в упадке, весь мир стоит вверх ногами, слепцы ведут слепцов, осел играет на лире, батраки идут служить в войско, Катон зачастил в кабак, а Лукреция стала уличной девкой. То, чего прежде стыдились, теперь превозносится. Все отклонилось от пути своего. Вера была – ничего больше нет, все онемело, утратило цвет.
Каноник Адам покачал головой:
– Похвальны ваши познания в поэтике, но и про то сказано в Писании: не говори «отчего прежние дни были лучше нынешних?», потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом.
– Опять Писание, опять авторитеты древних лет! – запротестовал Граций. – Уж в ваши-то годы, святой отец, не должно ли свое суждение иметь?
– «Свое»?! Суждение не может быть чьим-то, как вода в реке не может принадлежать рыбаку, – убежденно ответил каноник.
– Не знаю, что там с суждением, – неожиданно прогудел густой бас шкипера, – но вода в реке даже не всегда бывает речной.
– О чем это вы, синьор Барбавера? – удивился Граций.
– Видите слева укрепленный городок, который мы только что прошли? Это Руайан. От него начинается жирондский эстуарий17. Выходит так, что мы уже идем по реке. Но чем же она отличается от моря, что было перед Руайаном? Та же соленая вода, те же далекие берега.
Было весьма странно слышать подобные отвлеченные размышления из уст бывалого шкипера, обычно хмурого и неразговорчивого.
– Сколько нам осталось до Бордо, синьор Барбавера? – поинтересовался у шкипера Ивар.
– Миль с пятьдесят. До темноты должны успеть. Если ветер не сменится.
Обогнув длинную песчаную отмель, ког, преодолевая сильное течение, направился к правому берегу эстуария, где на невысоких холмах зеленели сочные травы пастбищ. Чуть выше по течению, на фоне ярко-синего неба и золотистых полей, черным уродцем кривились обгоревшие развалины каменной башни.
– И все же я думаю, святой отец, – вновь обратился к канонику Граций, – что Великий голод был послан Господом не для