розы… это что, мне?
– Т-тебе, – отозвался тот и начал подбирать их с пола. Потом меланхолично сунул их мне и, пробормотав под нос что-то маловразумительное, буквально ввалился в прихожую, пребольно отдавив мне левую ногу. Правда, тотчас же он исправил свою оплошность, отдавив вдобавок и правую.
– Ох! – воскликнула я, сжимая обеими руками благоухающее нагромождение цветов, и попятилась. – Ты, Коля? Что-то… случилось?
– Ага! – гордо произнес он и, сняв свой чудный котелок, пригладил ладонью затылок. По всей видимости, Николай долго причесывал и прилизывал свои непослушные белесо-серые волосы, но на макушке тем не менее непокорно топорщился фрондирующий вихор, а челка представляла собой нечто до плачевности смахивающее на старую щетку. – Случилось! Разве… разве ты не видишь?
И, не давая мне опомниться, тут же вывалил на меня сообщение о своем счастливом выигрыше. Пока он вещал, я пристально рассматривала его оказавшуюся совершенно новой одежду (а надо упомянуть, что до этого г-н Докукин несколько лет ходил в одном и том же сереньком плаще и брюках времен развитого социализма).
На сей раз он был в новом костюме-тройке, который несколько мешковато сидел на его нескладной фигуре, но тем не менее выглядел довольно сносно. Да и легкое пальто, которое он нахлобучил на вешалку так, что та едва не рухнула, было довольно приличным и, по всей видимости, не самым дешевым.
– Ну и ну, – подвела я итог его рассказу. – Это ты неплохо устроился. А ко мне что – похвастать явился?
– Не только. – Он улыбнулся с загадочно-нахальным видом и сделал значительное лицо. Впрочем, на его физиономии важная мина смотрелась довольно смехотворно, и я еле сдержала смех.
– Хороший костюм, – не найдя ничего лучше, произнесла я. – Хороший…
И тут Коля, не дожидаясь, пока я закончу свою в высшей степени содержательную мысль, выписал такой словесный пируэт в сочетании с рядом телодвижений, что мне едва не стало дурно. По крайней мере, дар речи я утратила на минуту, как минимум.
Он встал передо мной на одно колено, при этом вляпавшись в грязную лужицу, натекшую с его собственных ботинок, и торжественно – его крысиная мордочка приобрела прямо-таки апокалиптическую важность – произнес:
– Евгения Василь… в-в-в… Евгения Максимовна, я долго, очень долго… со вчерашнего вечера размышлял над этим решением и наконец… уф-ф-ф!.. и наконец пришел к выводу, что этого… такого… одним словом, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж! – выпалил он и, в высшей степени довольный тем, что ему удалось-таки произнести сакраментальную фразу, уставился на меня прищуренными – и без того не самыми большими! – подслеповатыми глазками.
Пораженная оказанной мне великой честью, я оперлась на стену и некоторое время бессмысленно смотрела на скромно ухмыляющуюся докукинскую физиономию. Когда же ко мне вернулся дар речи, первое, что удалось вытащить из себя, было растерянно-неопределенное:
– М-м-м… эта-а… спасибо, Коля, только… а чего это ты вдруг?
И