королю для меня неестественно. Я опасалась, что он согласился на все, чтобы отсрочить свое отречение, а за это время найти способ не выполнить обещанное. Поэтому вскоре после возвращения на Восток я нанесла ему визит с целью слегка поторопить. Все, как в добрые старые времена: забираешься к нему через окно под покровом ночи и предстаешь перед ним ожившим кошмаром. Я велела ему объявить об отречении во время свадебного пира и вручила документ для подписания. Одного его слова было для меня недостаточно. Мне требовалось письменное согласие. А если он откажется? Что ж, королевские потроха я теперь умела убеждать без лишних колебаний.
Я убила своего отца. И спокойно убью отца любого другого человека.
Эти слова он понял. Король прислушивался исключительно к языку угроз и насилия, а потому сделал то, что я просила. Но даже теперь меня не покидает тревожное чувство. Король уже предавал меня прежде, и я не сомневаюсь в том, что он попробует сделать это снова.
И вот, пока мы сидим под звездами на открытом воздухе, это ощущение только крепнет. Я наблюдаю, как мой новый свекор отдирает от кости куски жареного молочного кабанчика.
Король пригласил на свадьбу всех важных персон шести островов. Дальние родственники, губернаторы, главные купцы, капитаны флота – они все здесь, и я рада, что они смогут своими глазами увидеть его отречение, однако подозреваю, что на уме у короля совсем другое. С его точки зрения, они тут для того, чтобы пораженно восторгаться королевским богатством. Король обожает, когда им восхищаются.
Хотя вообще-то атмосфера вполне теплая – придворные постоянно мне улыбаются, и все довольны тем, что принц женится на Гадюке.
Наконец наступает время речей – очередной ритуал, требующий только моего молчания, – и я начинаю учащенно дышать в нервном предвкушении. Либо король откажется от владения Островами, либо докажет, что ему по-прежнему нельзя доверять. Боюсь, что ответ мне в точности известен. И если он вынудит меня действовать, завтра же все воспоминания о счастливой свадьбе рассеются. Наша молчаливая война за власть закончится так или иначе, а уж мирным ли путем или насилием – выбор за королем.
Король берет слово первым и начинает с неискреннего трепа о том, как он рад всех видеть, как он благодарен гостям за то, что они к нам пожаловали. Он привлекает всеобщее внимание к пиру, хвастается его размахом и говорит о качестве вина, доставленного из его подвалов. Однако едва он переходит к тому, как счастлив, что наконец-то королевская семья и Гадюка соединены узами супружества, тон его меняется. Он многословно и настойчиво убеждает: никто не должен сомневаться в том, что союз между сушей и морем прочен как никогда. Звучит это, скорее, как угроза, нежели свадебная речь, и, судя по лицам слушателей, я не одна так думаю.
Он распинается насчет грядущих дней, великого могущества королевства. Ни словом не упоминает о людских мучениях, о тех лишениях, которые вынужден выносить народ. Король ничего не говорит об Адлере, этом чудовище, взрастившем меня. Ничего о падении одной Гадюки и возвышении другой. Ни слова похвалы сыну за ту роль,