душное сонное тепло, исчез за поворотом, а приезжий оказался один посреди сумрака и дождя.
Вдруг от забора отделилась высокая фигура в плаще с капюшоном и благодушно спросила:
– Вы Сурков?
Приезжий кивнул, матово блеснули дужки очков.
– Рудольф Борисович? – весело уточнила фигура, – А я – Юрий Юрьевич, можно просто Юрич, местный преподаватель трудового обучения.
Сурков нагнулся было над чемоданом, но Юрич опередил, схватился за пластмассовую ручку. Приезжий не возражал, он поправил на плече ремень спортивной сумки, и оба двинулись по улице.
Чернели приземистые дома, окна лили желтый неровный свет, сетчато мерцал дождик. Было зябко.
– Тя-ажелый чемоданчик, – Юрич, шурша плащом, уже два раза поменял руку, но тяготился не столько ношей, сколько молчанием, – Что там, книги?
– Консервы, – хрипловато ответил Сурков.
Юрич слегка растерялся. Это у горожанина юмор такой своеобразный, или.… Впрочем, преподавателя трудового обучения не так легко было сбить с толку.
– Вот, в этот проулочек…, – затараторил он, заворачивая в неосвещённое пространство между домами, и не умолкал до самого крыльца.
Пришли, Юрич опустил чемодан в заросли конопли и крапивы. В чемодане, действительно, звякнуло что-то металлическое.
В травяных джунглях белело высокое крылечко из свежеструганных досок. Юрич взгромоздился на него, как на пьедестал, загремел замком, пытаясь в полутьме вставить ключ.
Вдруг над головой вспыхнула лампочка. В двух метрах справа обнаружилась еще одна дверь и крылечко, тёмное от времени, с перилами. Дверь распахнулась, Сурков увидел худенькую светловолосую девушку. Юрич радостно сообщил:
– Ирина Витальевна, вот, соседа тебе привел.
– Да? – девушка улыбнулась.
Сурков решительно поднялся на белое крылечко, дернул замок, и тот, остро скрипнув, открылся.
В квартире пахло сыростью и мышами.
На следующий день Юрич навестил Ирину Витальевну. Чуть слышно мурлыкало радио, пахло чем-то съедобно-вкусным. Юрич громоздился на табурете напротив Ирины и старался не смотреть на неё, разглядывал узор из цветочков на кухонной клеенке. Он болтал без умолку – делился новостями. Главной новостью был, конечно, сосед.
– Зовут Рудольфом Борисовичем. Отец – русский, мать – немка. Приехал из Уральска, историю будет вести. Чемодан его вчера нес, что-то там железное звякало. Спросил – что, а он не сказал толком. Не поймешь, то ли шутит, то ли правду говорит. Чудной. Представляешь, он удивлялся на наш дверной крючок и не знает, как печь топят!
Ирина смотрела на подвижное, оживленное лицо Юрича и не знала, где он говорит правду, а где привирает, окрыленный вниманием.
Внешность Юрича была примечательной. От бабушки по отцовской линии он унаследовал чуть скуластое лицо и темные волосы. Живые каре-зеленые глаза, прямой нос и крупные губы достались ему от матери. От нее же – высокий рост. Веселый нрав и худобу он перенял от пропавшего на стройках социализма отца. Впрочем, отец изредка объявлялся и снова исчезал. Тихая семейная жизнь была ему не по вкусу. Юрич же совмещал в себе любовь к благоустройству дома, подворья, и в то же время обожал шумную общественную деятельность. И ораторские способности его не подводили.
Каждый год комиссия по приемке школы, пожурив трудовика за нехватку инструментов и наглядных пособий (кстати, в домашнем сарае набор инструментов был в полном комплекте), неизменно хвалила за «интересные задумки». Чего-чего, а задумок у Юрича хватало.
К чести учителя трудового обучения, он многие из своих проектов воплощал в жизнь. В затянувшуюся эпоху перестройки, когда школы нищенствовали и не могли закупить самых необходимых материалов, Юрич, к ужасу родителей, облазил с детьми все окрестные помойки. После каждой вылазки дети во главе с трудовиком возвращались с трофеями. Это были обломки пенопласта, коробки, мотки проволоки. Принесли они несколько ведер первоклассной глины, Юрич заготовил доски, закупил на свои деньги в райповском магазине гвозди. Дети несли из дома банки, куски жести, пустые пластиковые бутылки и флаконы, и вскоре небольшой склад был забит доверху. Зато на уроках теперь было чем заняться.
На уроках Юрича гвалт стоял невообразимый. Он за дисциплиной и не гнался, творческая обстановка, где одновременно пилится, красится, выжигается, сверлится и строгается была для него привычной и желанной. Мертвая тишина стояла в мастерской только в исключительном случае – когда уроки посещала Зоя Тимофеевна Гарцева, директор.
«Славный он, Юрич», – думала Ирина. А Рудольф Борисович ей решительно не понравился. Даже не поздоровался! Она его и не успела как следует рассмотреть. Невысокий, коренастый, носатый. Очки и желтая челка… Вчера там, за стенкой, уронил что-то тяжелое на пол, аж половицы содрогнулись. Таинственная личность.
Глава 2. Урок природоведения
Третий класс забирался на сопку. Мальчишки рванули вперед и уже сидели на макушке, где возвышалась телевышка. На телевышку