ста лет, потеряла инструкции союза художников, отправившего её на эту мерзлоту, в которой и выращивали новое небо из стволовых клеток свиньи и ящерицы, способное регенерировать после атак метеоритов и космических ожогов. Небо росло быстро и ворчливо, иногда небо стонало, как раненый, и становилось страшно и жалко одновременно. Разрастаясь, оно занимало пространство мерзлоты и белые медведи нехотя отступали, лишаясь владений. Станцию приходилось перемещать раз в неделю, разбирая и собирая заново все строения. Никто не знал, что ожидать от нового неба, но старое было все в космических дырах и становилось опасным.
– Пора! – сказали в правительстве.
И на станцию забросили людей-биологов и Танечку-художника.
Связь с материком была прервана после того, как небо расстелили на льдах и дали расти. По небу нельзя было ходить: небо было хищник. На станции не было никого, кто знал какого цвета делать основной фон неба: биологи и сама Танечка родились под старым ржавого цвета небом. Они были молоды и любили землю, любили старое ржавое небо, которое дружелюбно напоминало о детстве. Решили сначала бросить монетку, по результатам заброса выходило, что небо будет таким, каким уже было – ржавым, золотистым по краям с мелкими коричневыми морщинками в середине.
Глава 2
Нового Бога родит сознание президента, и генетики повторят его черты в биологическом воплощении. Бога оденут в скафандр, чтобы небо не отторгло и не поглотило его. И одинокий Бог будет жить на небе, чтобы люди могли думать о нем и просить у него. Бог будет создан глухим, чтобы не слышать жалоб, и немым, чтобы не жалеть. Бог будет всемогущ, и люди будут любить его больше детей своих, потому что Бог – страх. Так задумал президент из девятой династии Президентов.
Глава 3
Любовь – застывшая в стекле реликвия, раковина Души прошлого, бугор сознания обреченных… была разбита во время приступа землетрясения. Тысячи людей провалились под землю. Те, кто выжил, зачали прямо под землёй племя Иных, тех, которым ничего не было нужно.
Глава 4
Время бесчеловечно не существовало вне жизней, являясь воображением каждого. Те, кто не познал времени были всесильны. Всесильных ловили солдаты Огненной богини, зачатой временем и его сообщниками. Их приводили к ложу Огненной богини мечтать о безвременье… Наутро всесильных казнили, обкуривая марихуаной, которую каждый гражданин выращивал в горшках из-под цветов, на подоконниках своих отсеков ради оздоровления. Правительство разрешало каждому отсеку разводить не больше трёх кустов марихуаны. Но многодетные семьи выращивали три куста на подоконниках и остальные под подоконниками, для детей, чтобы тем было удобно дотягиваться до листочков и курить по потребности. Аптеки продавали марихуану с утра до вечера, а с вечера до утра её курили жители. Тех, кто не курил высмеивали на площадях и перекрёстках и обкуривали, но не до смерти, а так, для наведения порядка. Тех, кто не курил, отлавливало правительство, работать.
Глава 5
Всему была установлена мера, но не все это понимали одинаково.
Глава 6
На разобранных досках домика биологов сидел новый Бог, точно такой, как задумали. Он был нагим, не самого высокого роста, узнаваемой внешности. Он сидел терпеливо, почти не шевелясь, но внимательно, чуть наклонив голову, рассматривал снег на огромной льдине, на которой его создали. На запястье руки обручем висела табличка-индентификатор, лаконично констатируя: "Бог". Он только появился на свет пару часов назад, но чувствовал так, как будто жил уже лет сто. Он устал и ему хотелось спать.
Попугай отстал от стайки зелёных сородичей, летающих туда-сюда, пытаясь согреться, и упал на снег:
– Черти, дайте рома, – повторяла птица единственную фразу, которой её научил второклассник Петька ещё до глобального потепления.
– У меня нет рома, – смущенно отреагировал отказом Бог на первую просьбу в долгой веренице подобных.
– Черти, дайте рома, – настаивал попугай, закатывая глаза.
Бог встал со сложённых в стопку досок и пошёл поискать кого-то, кто мог бы помочь.
– Простите, – спросил Бог у биолога, таскающего доски, – у Вас есть ром?
– Ром?! Зачем?
– Попугаю… он лежит на снегу и не хочет вставать.
– Попугаю?!
Биолог побежал к попугаю, но тот лежал неподвижно, скрюченными лапками указывая в сторону старого ржавого неба. Биолог поднял птицу и положил запазуху, согреть.
– А, Вы, оделись бы во что-нибудь. У нас женщина, художница, на станции, не хорошо, если она Вас увидит так.
– Черти, дайте рома, – навязчиво настаивал, согревшись, попугай, очнувшийся от обморока.
Глава 7
Попугай сидел на подоконнике, на кухне станции, не желая вылетать на улицу, забывая о зеленой стайке точно таких же зелёных своих сородичей, летающей надо льдами, он поменял лексикон и веселил всех мирным:
– Чаю, чаю!