Она была такая милая, молчаливая и трогательно беззащитная во сне, что Алексу хотелось поцеловать ее.
– Я была тогда значительно моложе Вас, Алекс, – упорствовала теща, откровенничая о заветной памяти первых поцелуев.
– Зачем это Петровский оставил вихревые потоки в Колбике, я же предупреждал его, что путешествие будет с тещей, что предпочтительна атмосфера домашней духоты, предусмотренная инструкцией межгалактической этики Павловского- Циолковского, – недоумевал Алекс.
Он пошевелил рукой, забыв об Аллочке на секунду.
– Не будите бедняжку!
-В Аллее Памятников тогда ещё мэры не зажигали света, даже по ночам, и влюблённые назначали свидания бродить среди каменных: царей, балерин, президентов, моделей, гимнасток и дежурных по парку. Мы садились на прокрустово ложе, стоящее на перекрёстке Социальных Перемен, тесно прижимаясь друг к другу, чтобы не упасть на оголенные провода будущих перестроек. Мы говорили друг другу признанья и клялись любить. Но природу обмануть нельзя, молодой человек, и невинность переходит в беременность. Это сейчас вы рождаетесь совершеннолетними, а моя юность была полна детских криков и мужского храпа.
Система Колбика оповестила о турбулентных галлюцинациях, зажглись сигналы «пристегнуться» и «надеть намордник»....
Нужно ли говорить, что теща и не подумала надеть намордник, она рассказывала свои галлюцинации подробно, с серьезным видом значимости, как некоторые субъекты рассказывают сны, успевая обижаяясь или предъявляя претензии их невольным участникам.
Алекс в галлюцинациях тещи занимал почти первое почти почетное место. Ему пришлось разбудить Аллочку, когда галлюцинации тещи скатились на эротический тон.
Аллочка спросонья даже развеселилась, но быстро сообразила, что «какой ты цыпочка, иди же скорей сюда» – это был её собственный муж, застрявший как щепка в бурном потоке сознания её матери.
Алекс ликовал, пусть немного повыясняют отношения, ему надоели придирки и преследования тещи, его кожа ныла от её даже и случайных прикосновений. Он сидел целыми днями на высоких деревьях, на которые она взобраться не могла, он махал крыльями, чтобы взлететь, но намордник цепко держал его пристегнутым к теще.
Он бредил, как в детстве, когда его оставляли одного дома…
Теща очнулась первой, перед ней сидели Аллочка и Алекс и хохотали, целовались и хохотали.
– Я всегда знала, чего хотела, и хотела только то, что знала, целомудренно продолжила она.
Близкие звезды любопытно заглядывали в окна иллюминатора Колбика, и было непонятно: это день, ночь… и от этой непонятности становилось немного грустно и хотелось домой, забраться в капсулу семейного уюта, вспоминать все жизни, то, когда люди были собаками и лаяли на тех, кто был людьми, то плавать зелёными водорослями в океане добра и зла, то читать что-то интересное. Алекс очень любил читать, то, что пишут тараканы о людях. Жутко, но интересно. У тараканов совершенно отсутствуют глаголы.
Колбик