ошарашен. Понять можно. Мало того, что пять лучших бригадиров, два комиссара, без хвастовства – костяк отряда, мы же и внутреннюю жизнь к тому времени на себя взвалили. И тут – приказ…
Не видим Грыни. Оказалось, за ним ночью пришла машина, улетел, не узнав счастливчик, что его отчислили. Словом, проводили, называется, Грыню. Сквозь комья в горле радуемся, что не попались Ян с Беней – для иностранцев второе отчисление могло бы дорого обойтись.
После завтрака нас троих – Влада, Ленку и меня («и примкнувшего к ним Фадеева», – как сходу воткнул Шура, хоть он в данном случае был ничем Фадеева не лучше, а лучше был бы комиссар Шелепень, какое-то созвучие, но в этот раз он был с другой стороны баррикады) вызвали на заседание комсомольского бюро отряда. В бюро – командир Яньков, комиссар Шелепень, комиссар 2 л.о. Крылов и комиссар 3 л.о. чудом избежавший нашей участи Ян Бартак. До этого утра в него входили и мы с Ленкой. Яньков выступает жёстко: вплоть до исключения из комсомола. Шелепень, как всегда, лавирует, и вашим, и нашим, но клонится туда же, Крылов с Яном за нас, куда им деться, поэтому два на два, и решают передать дело на осень факультетскому бюро.
Рабочий день начался. Остались мы в лагере вчетвером. Шура делает вид, что ему всё по барабану, Фадей, хоть его отчисляют уже четвёртый (из восьми) раз, удручён – не самим отчислением: приехал к невесте в стройотряд! Мне хуже всех, Влад смотрит на нас – ему всё в новинку, он, хоть ему и 25 уже, в отряде первый раз. Ждём машину, вызвали специально – скорее нас долой из лагеря. Пока машины нет, пошли по объектам прощаться. Между вздохом и слезой. Начали с коровника, где вместо Шуры бригадиром стал Беня, кончили школой. У девчонок слёзы, у Илюхина, (ему особенно не везёт – третий отряд вроде как вместе, а на самом деле всё врозь, и он один), честно сказать – тоже, да и мы не каменные, может для кого – из штаба – по другому, а для нас отряд пустым звуком не был.
На илюхинском объекте нас поджидал экскаваторщик Коля, молодой парень, ровесник наш, первый, с кем мы из строителей познакомились, сработались и подружились. Было это так.
Он в то первое наше рабочее утро, две недели назад, спрыгнул с экскаватора и прокричал:
– Здорово, земляки! Я – Николай.
– Коля, а ты из какого института?
– Я… из химического.
– Из МИХМа, что ли?
– Из хуихма. Химики мы.
– А мы физики.
– Вам, бля, легче.
– Это как сказать.
– И то верно.
Всё. Дружба. Ему оставалось отбывать два месяца, химия кончалась, как и у нас отряд, в конце лета.
Сейчас Коля не скрывал своей радостной зависти:
– Ну, что, на свободу с чистой совестью?
– Грешно смеяться.
– Вы что! Я от всей души! Я ж видел, как вас тут по двенадцать часов гнобили. С нашими бы так, давно бы уж такое началось…
– Мы сами, Коля, сами, никто нас не гнобил.
– Да это вдвойне, значит, гнобили: и гнобили и ещё воткнули в головы, будто это вы