фотографий, прежде чем двое полицейских вывели его оттуда под руки и запихнули в лифт.
Когда сработала репортерская вспышка, Франклин открыл глаза. Но он не моргнул. Он смотрел прямо вперед – неподвижно, сосредоточенно. На что он смотрит? – подумал Генри. Он поводил рукой у Франклина перед глазами, но взгляд брата был сфокусирован на чем-то за его пальцами, как будто он видел сквозь них.
– Франклин, – сказал Генри.
Глаза брата закрылись.
Поздно ночью, когда ждать было уже нечего, родители Генри решили вернуться домой. Когда приезжали полицейские, Луиза еще не вернулась; ей до сих пор никто ничего не сказал. Родители попытались увести с собой и Генри. «Сегодня мы больше ничего не можем сделать», – сказала мать.
Генри пропустил это мимо ушей.
Раньше он никогда не пропускал мимо ушей слова матери.
После долгого-долгого молчания родители ушли. Генри остался сидеть у Франклина на кровати.
Холод. Тихо гудит лампа на потолке, погромыхивает и клацает дверьми лифт. Пахнет антисептиком, чистыми простынями, повязками, но сквозь эти запахи пробивается едва заметный гниловатый душок. Снаружи доносятся шаги медсестры – она обходит почти пустые коридоры с уверенностью человека, знающего, что весь мир спит и его нельзя будить.
Генри охватило странное спокойствие… и чувство вины за это спокойствие. Но в палате было сумрачно, и его брат лежал абсолютно тихо. Он слышал, как Франклин дышит – ритм его дыханию задавал аппарат, который беззвучно работал за изголовьем.
В единственном окне палаты отражалась лампа, горевшая над кроватью, – это мешало видеть, что творится за стенами больницы. Иногда Генри подходил к окну и прижимался лбом к холодному стеклу, чтобы выглянуть на улицу. С течением времени он стал делать это все чаще и чаще. Ему нужно было напоминать себе, что эта комната – не весь мир.
Перед самым рассветом пришла медсестра сменить повязку на культе.
– Может, выйдешь на минутку? – спросила она.
Генри покачал головой. Он хотел остаться. Хотел видеть все.
– Я бы на твоем месте вышла, – сказала сестра.
Она вывела его в коридор и дальше, за угол, а там усадила на кожаное кресло у дежурного поста. Он оперся затылком о стену и закрыл глаза.
И увидел, как они с братом, подтягивая на плечах рюкзаки, шагают через Ворота и все выше, выше, прямо к Лезвию Ножа, и Франклин оборачивается к нему и говорит: «Я знал, что ты сможешь. С самого начала знал», – и Генри кивает, потому что тут и не надо ничего отвечать.
На следующее утро, придя в больницу, родители нашли Генри спящим в кожаном кресле. Одна из сестер укрыла его куцым полосатым одеялом, и он съежился, пытаясь спрятаться под него целиком.
Они разбудили его и вместе вернулись в палату к Франклину. Там ничего не изменилось. Франклин лежит неподвижно. Те же прозрачная пластиковая маска и трубки. Его глаза закрыты. Дышит по-прежнему в такт с бесшумно работающим аппаратом. Заново перевязанная культя уже с